Шоколадные деньги

Почему не Лазурный Берег? Не Портофино? Но поскольку она мертва, едва ли это имеет большое значение. Возможно, она боялась, что в конечном итоге окажется на каминной полке в пентхаусе и будет стоять там, пока я не выкрою время для путешествия.

Лукас отворачивает крышку банки. Среди пепла видны мелкие осколки костей, частицы ее рук, ног, черепа. Лукас пропускает пепел сквозь пальцы, вылавливает косточки, точно морские раковины.

– Хочешь бросить Бэбс в воду, Беттина? – спрашивает он.

Я не могу поверить, что женщина, порвавшая мою коктейльную салфетку с автографом Брук Шилдс и заставившая меня голой убирать комнату, теперь просто горстка пепла, которую мы называем Бэбс. Я забираю у Лукаса банку.

– Да, – говорю я. – Нам надо сказать какие-то слова?

Лукас на минуту задумывается.

– В память о Бэбс, которая всегда умела веселиться…

Меня это разочаровывает. Его слова свидетельствуют, что Лукас не понимает, какой в действительности была жизнь в пентхаусе.

Мне хочется добавить что-нибудь, но в присутствии Лукаса ничего не приходит в голову.

Кажется слишком интимным швырять в Бэбс оскорбления при мужчине, которого я едва знаю.

Поэтому я просто замахиваюсь и выбрасываю останки, смотрю, как дуга пепла летит в озеро. Потребовалось несколько замахов, прежде чем жестяная банка опустела и Бэбс окончательно не стало.

Лукас кладет мне руки на плечи, чтобы обнять. По настоящему обнять. Дольше, чем на пять секунд.

– Давай возвращаться, милая. Холодает.

На нас свитера и джинсы, но от промозглого вечернего холода они не спасают. Когда он называет меня «милая», я снова начинаю плакать. Это «милая» как будто обращено именно ко мне, а не просто вежливое слово, чуть более формальное, чем мое имя.

– Расскажешь мне все, как вернемся в пентхаус. Я никуда не еду. На самом деле я тебя с собой заберу.

Да. Я все… Я все ему расскажу. Пора уже, чтобы узнал кто-то еще, кто-то помимо нас с Бэбс.

По возвращении в пентхаус Лукас говорит, мол, приготовит обед.

– На кухне от меня мало проку, но пасту-то я сумею сварить.

Я не слишком голодна, скорее смертельно устала, но все равно соглашаюсь, показываю ему, где кастрюли, и накрываю на стол. Когда все готово, мы садимся друг против друга. Учитывая обстоятельства, атмосфера в пентахусе не способствует светской болтовне, и какое-то время мы едим молча, точно мы на неловком свидании.

Молчание за обедом я использую, чтобы внимательно его рассмотреть. Золотистые курчавые волосы, карие глаза – он ничуть не похож на Бэбс и даже на Мака. Руки у него крупные, и пальцы далеко не изящные. Я легко могу представить себе, как он держит в них длинные кисти, наносит широкие мазки на полотно. Когда он тянется за стаканом, я замечаю, что он, как и я, левша. Он красив, но не броской красотой. Чтобы увидеть, что он красив, нужно узнать его поближе. Но его особенность я улавливаю сразу, ведь я тоже не броская, по мне тоже часто скользят взглядом.

Мы продолжаем есть, и хотя мне приятно, что я не одна, что в кои-то веки рядом взрослый, я начинаю злиться. Почему его помощь пришла только в самом конце? Он, возможно, считает, что как раз сейчас она нужна мне больше всего, но ведь это не так. Почему он не приезжал чаще, почему только в тот раз? Почему столько лет не пытался противостоять Бэбс? Если она велела ему не приезжать, то неужели они с Поппи не могли хотя бы приехать в Кардисс, повести меня на ланч? Я что, слишком о многом прошу? Это его ни к чему не обязывало бы, но так много бы для меня значило.

Наконец, осмелев от таких мыслей, я решаю поговорить с ним о Самом Важном. Не знаю, сказала ему Бэбс или нет, но мне надо знать подробности. Все подробности. Взяв винный бокал, я отпиваю глоток, прежде чем ринуться в бой. Лукас как будто занят пастой. Да наплевать, думаю я. Почему я должна давать ему время пригладить волосы и подготовиться?

– Лукас. – Я смотрю на него пристально и негромко говорю: – Я знаю.

Перестав жевать, он встречается со мной взглядом. Напряженным взглядом. Во всяком случае, он не пытается выставить меня дурой, переспрашивая: «Что знаешь?»

– Бэбс тебе сказала?

– Нет, не совсем. Она дала мне твою медаль за латынь из Райдера, и я не пыталась получить эти сведения до самого отъезда из Кардисса. Боялась узнать. А еще мне не хотелось выводить из себя Бэбс. Я всегда думала, что, давая мне ее, она брала меня на слабо.

Лицо у Лукаса обмякает. Он переваривает услышанное.

– Мы пообещали друг другу, что сохраним это в тайне, – наконец говорит он. – Разумеется, все вышло случайно. Я перепил, и сама знаешь, как Бэбс любила перегибать палку. Когда она мне сказала, мне и в голову не могло прийти, что она тебя родит. Все в целом было так непристойно. Мало того что мы кузены, я был женат на Поппи и мы ждали Джо-Джо. Я думал, она обо всем позаботится, решил, что она еще не хочет заводить детей. Но она пришла в ярость и не только родила тебя, но и велела перевязать себе трубы, чтобы ты была единственной. Это нас навсегда связало бы, и я всегда был бы повинен в ее бесплодии. Впрочем, я и не подумал бы, что она хочет еще детей.