Шоколадный папа

— Пойдешь ко мне домой?

Она оборачивается и кивает. Все, что было раньше, происходило в прошлой жизни. Прошлая жизнь Андреа. Здесь и сейчас начинается ее новая жизнь.

Огни на сцене гаснут. Они берут такси и едут в квартиру, пропахшую дымом и благовониями. В книжном шкафу — все книги Стуре Дальстрема. Несвежие занавески, и он целует ее в шею, в ухо, в глаза. Он взволнован и прекрасен. Его оранжевая рубашка приземляется на стул. Все как надо. Кровать под бархатным пологом. Надежный, верный запах его объятий.

* * *

Они лежат, не говоря ни слова. Наступило утро.

— Голова раскалывается, — произносит он.

— М-м-м, — соглашается она.

— Мне надо на работу.

Он неуверенно обнимает ее, борода царапает ее щеки в торопливом поцелуе. Он встает с постели, натягивает серые брюки, черную рубашку. Слышно, как он пьет воду на кухне. Интересно, где он работает — сегодня суббота, а то и воскресенье? Впрочем, он говорил вчера.

— Можешь остаться и еще поспать, — произносит он, не глядя на нее. Надевает кожаный плащ, хотя на улице наверняка тепло. Андреа не хочет оставаться, но не решается встать и отправиться вместе с ним туда, где день и светло, и потому отвечает:

«Хорошо, спасибо!» — и остается в постели.

— Увидимся, — говорит он и уходит. Наверное, в спешке забыл спросить номер ее телефона. Андреа лежит, уткнувшись лицом в подушку, пропахшую дымом. В комнату врывается солнечный свет.

Под дверью Юнатана

Еще один жаркий день.

Андреа заявляет в полицию о пропавшем пиджаке. Знает, что это бессмысленно. Валяется, наверное, в глине на дне, как тела на дне канала в Городе Детства. Вот и ее любимый пиджак утонул.

Внутри ничего нет. Центрифуга пуста, Эва-Бритт.

Андреа едет домой к Юнатану, стучит в дверь; еще рано. Она долго плутала в поисках метро. Но вот дверь открывается, и на пороге стоит Юнатан. Не здоровается и вообще ничего не говорит. Она знает, что у нее потасканный вид. Волосы свалялись, макияж остался с вечера. Грязная красная майка и наверняка ужасный запах — ну и что?

— Не знаю, что сказать, — произносит она, — кажется, я столько раз говорила «прости», что это слово больше не действует… Как мальчик из сказки, который должен был заиграть на свирели, когда появится волк, а когда волк наконец пришел… Ну, ты знаешь. Съели этого мальчика. Со свирелью. — Она откашливается. — Я хотела быть с тобой на фестивале, поэтому и позвала тебя с собой… Но потом встретила друга Каспера… Мы давно не виделись, и вот…

— Не надо…

— Но я хочу по крайней мере попытаться. Я хочу попытаться объяснить свои поступки. Почему я делаю то, что делаю. И я знаю, что это мерзко — в очередной раз делать тебе больно, а потом говорить, что я не хотела тебя ранить, и… — Андреа вздыхает. В животе пусто. Она списала номер телефона Йеппе с телефонного аппарата, чувствуя себя воровкой. Пол в клочьях пыли, никотиново-желтая раковина, затхлый запах. Неважно, просто так не бывает. Накуриться, слушая Боуи, переспать, а потом любить друг друга до самой смерти. Нет, любовь случается сама по себе. Настигает, когда меньше всего ждешь. В психиатрической лечебнице, например.

Андреа смотрит на Юнатана. У него усталый вид, и она обращает внимание на его позу: он по-прежнему стоит на пороге, не впуская Андреа внутрь.

— И вот, — продолжает она, — вчера, когда я узнала, что Каспер уже полгода встречается с другой… а я писала письма и звонила, я хотела… Я хотела вернуть его.

— А я и не знал.

— Ну да… Просто все так… Мне жаль…

— Я хочу, чтобы ты ушла.

— Но то, что было между нами… я же все время говорила, что это не любовь, что мы не связаны такими узами. Просто ты был мне очень дорог. Я любила тебя, Юнатан, я по-своему любила тебя.

— Это твое «по-своему» немногого стоит, Андреа.

— То есть?

— У меня нет сил объяснять.

Он закрывает дверь перед ее лицом, перед ее телом, а она стоит на месте. Отзывается эхом в подъезде. Ее ничтожество отзывается эхом. Как можно понять что-то без объяснений?

Что Каспер вот уже полгода любит другую. С самого Нового года. Та знакомая, Лайла, говорила, что у него все хорошо. Лишь несколько месяцев он грустил или злился, или что там еще… а потом… снова нашел… ту, единственную.

Андреа опускается на пол под дверью. Она не будет стучать. Не будет просить и умолять объяснить. Она будет плакать, покуда хватит слез.

* * *

Андреа покупает билет на поезд в Город Детства. Открывает все хозяйские окна в хозяйской квартире. Пусть дует свежий ветер. Протирает подоконники и столы, протирает телефон. Стирает простыни и вывешивает их на солнце. Пылесосит, собирает бутылки в пакет. Долго принимает душ — пожалуй, гель больше пахнет яблоком, чем персиком. Странная пустота. Вытираясь полотенцем, Андреа глотает две таблетки «Имована». На какое-то время они сделают ее большой и сильной, хорошей и готовой идти дальше, выпутавшись из сетей. Какое-то время это чувство будет с ней, и этого времени Андреа ждет не дождется.