Шоковая терапия

– Даже не представляю, чего ради Смирнова хранила эту улику. Однако, как выяснилось, она поступила таким образом не зря: вырвав листы, бросавшие тень подозрения на нее саму, Лариса очень удачно подставила Дениса. И я едва на это не купился! К счастью, все случилось так, как случилось.

– Да уж – к счастью! – с сарказмом пробубнила Вика, пристально рассматривая свои выкрашенные в темно-зеленый цвет ногти. – Леня ведь едва не погиб!

– Ну, не надо такого трагизма – не погиб же! – отмахнулся Никита. – Да и вообще, ничего такого уж страшного с ним не случилось!

– Ты не прав, Никита, – серьезно возразил ему Лицкявичус. – Такого не должно было произойти, и это – моя промашка! В тот последний день до Ларисы со всей ясностью дошло, что Леонид не попался на ее удочку. Она «застукала» его в кабинете у Анфисы и поняла: он солгал ей о том, что собирается ночевать в «Сосновом раю». Смирнова сообразила, что Леонид, скорее всего, намерен покинуть клинику со сведениями, добытыми им в компьютере заведующей, и с подозрениями, никак не вязавшимися с версией, так тщательно ею подготовленной. Все усилия тренерши по запутыванию следов оказались напрасными, и она осознала, что нужно действовать срочно и радикально. История с Рубиным, по иронии судьбы, повторялась! Нам следовало немедленно отозвать Кадреску из клиники, как только мы начали четко понимать, что к чему. Он слишком задержался там, и вот результат. Если бы не Ким…

Он замолк, и я нашла возможным спросить:

– А что же делать с «Сосновым раем» и их незаконной деятельностью? Неужели никак нельзя привлечь их к ответственности по линии Комитета? Или через Комиссию по этике – нужна же она зачем-то, черт подери?!

– Что касается Комиссии, – вздохнул Лицкявичус, – боюсь, ничего не выйдет. «Сосновый рай» – коммерческое учреждение, и действие Комиссии на него не распространяется.

– Но это же нонсенс! – разозлился Никита. – Зачем тогда нужны все эти бюрократические организации, если они не работают в платном секторе?

– К сожалению, друг мой, – печально отозвался Павел, – они плохо работают и в бесплатном – таковы реалии нашей жизни! Кроме того, думаю, у клиники есть богатые и влиятельные покровители, поэтому бороться с ними официальными методами очень нелегко. Одна надежда – на судебные дела с участием знаменитостей, если Руцкая и в самом деле доведет дело до конца!

– Но можно же что-то сделать? – не унималась я.

– Можно! – неожиданно ответил Лицкявичус. – Я попробую подать сведения на салант и на другие препараты, действие которых мы имели возможность оценить, во Врачебную палату. Будем надеяться, что там найдутся неравнодушные люди.

– Слабая надежда! – пробормотал Павел, постукивая костяшками пальцев по подлокотнику кресла. – Нам ли не знать, что происходит во Врачебных палатах, и как именно выдаются лицензии на лекарства – особенно в том случае, когда они уже свободно продаются на рынке и считаются вполне безопасными!

– И кому охота рассматривать какие-то там единичные жалобы от каких-то там отдельных врачей? – пожал плечами Никита.

– Дело даже не в этом, – сказал Лицкявичус. – Если Врачебная палата примет наши замечания, это будет означать, что они в первый раз плохо сделали свою работу. А как же, простите, клинические испытания? Признать нашу правоту – значит расписаться в собственных ошибках!

– Они на это не пойдут! – скорбно затряс головой Павел. – Да и ты, Андрюша, не можешь подать жалобу как официальное лицо, ведь сейчас твое место занимает Толмачев!

– Кстати, как дела с ОМР? – оживился Никита. – Долго еще этот придурок будет сидеть на чужом стуле?

– На носу перевыборы губернатора, – пояснил Лицкявичус. – Сейчас он и Кропоткина должны сидеть тихо и не предпринимать никаких серьезных шагов. Возможно, если президент продлит срок…

– Тебе все равно нужно еще поправиться как следует, – прервал его Карпухин. – Не стоит с этим слишком торопиться, только хуже себе сделаешь!

Мы переглянулись. На лице каждого читалось выражение одинаковой безысходности и уныния. Дело закончено, но удовлетворения по этому поводу ни один из нас не испытывал.

* * *

Леонид грохнул большую спортивную сумку на койку и охнул: сломанные ребра решили напомнить ему о своем существовании и о том, как небрежно он к ним относится, решив так скоро покинуть больницу после травмы. На самом деле Леонид ушел бы и раньше, если бы мог передвигаться самостоятельно. Врачи поставили ему диагноз – легкое сотрясение мозга, вызванное ударом о воду, и множественные ушибы – как следствие Ларисиных ударов в солнечное сплетение. В остальном он, похоже, был в полном порядке – если, конечно, не считать уязвленного самолюбия… Но это, к сожалению, не лечится.

– Сам-то до машины дойдешь?

Обернувшись, Леонид увидел стоявшего в дверях Мишу Кима.

– Привет, – кисло ответил он.

– Значит, я правильно сделал, что не принес тебе виноград и прочую лабуду для поднятия настроения, вроде воздушных шариков и цветочков?

– Абсолютно… Наверное, я должен поблагодарить тебя за спасение моей жизни?

– Наверное?