Гилли жил в приземистом бревенчатом доме, окруженном трейлерами. В двадцатых годах тут было подпольное питейное заведение, а в сороковых во время катастрофы на шахте в нем располагался госпиталь. Холмы, на которые указал мне Гилли, состояли из шлака, который уже покрылся растительностью. Его дом как-то само собой оброс трейлерами, импровизированными жилищами студенческой братии, создавшей здесь свой стиль и образ жизни. Я обратила внимание на кооперативные лавки и высказала предположение, что городские торговые власти косо смотрят на это.
— Более чем косо. Злобно, как змея, — ответил Гилли. — Один из отцов города однажды так выразился: сначала сплетничают, потом доносничают, а под конец пьют и распутничают. — Гилли улыбнулся и распахнул дверь дома. — Думают, мы здесь только этим и занимаемся. Нора! — крикнул он, а потом пояснил, что это его подружка, которая живет с ним.
Аромат кофе, жареного бекона и теплота обжитого дома согрели меня. Дом состоял из одной большой спальни-гостиной, она же была и библиотекой, книги валялись даже на неубранной кровати и стопками стояли возле нее. Стены украшали театральные афиши и репродукции картин, среди которых я увидела своих любимых «Акробатов» Пикассо. Большой сеттер выбрался из смятых простынь и прыгнул на пол нам навстречу.
— Это Барнаби, — пояснил Гилли и снова крикнул: — Нора!
— Иду, иду.
Собака медленно подошла ко мне и, когда я рассеянно погладила ее, ткнулась в меня носом, обнюхивая.
— Так он встречает каждого, кто сюда приходит, — пояснил Гилли, и, осторожно подцепив пса носком ноги под живот, направил его в сторону кровати.
Из кухни вышла высокая девушка. Две толстые косы спускались ей на плечи, и она время от времени откидывала их назад. Она была в голубых джинсах и такого же цвета широкой блузе. Нора была потрясающе красивой брюнеткой с синими глазами. Ирландка, догадалась я. Она ничуть не удивилась, что Гилли в такой час пришел домой не один. Я поняла, что двери этого дома запирались, лишь когда хозяева ложились в постель.
— Ты озяб? — спросила Гилли девушка. На нем были джинсы и холщовая куртка, как я потом узнала, его привычная одежда. Он редко носил пальто, а костюм у него был всего один.
— Конечно, — ответил Гилли и назвал мое имя Норе. Фамилия ее была Феллон. Ему нелегко было рассказать ей, что произошло, но наконец он кое-как справился с этим.
Нора, печально задумавшись, села.
— Бедный Дик, — промолвила она.
— Бедные мы все. Я должен позвонить Алексу Йегеру.
— Когда это случилось?
— Примерно в десять минут одиннадцатого.
— Скорее в десять пятнадцать. Где кофе, дорогая? Надеюсь, нам полагается и завтрак тоже? — Набирая номер телефона, он спросил у Норы: — Тебе знакомо имя Кэтрин Осборн? Из «Субботнего журнала»?
— Боже мой, неужели? — воскликнула девушка.
Должна сказать, мне было приятно удивление Норы.
Гилли наконец дозвонился до нужного ему человека и после того, как, взорвавшись, крикнул в трубку: — Ладно, значит я дерьмо. — Нора предложила мне пойти с ней в кухню, чтобы приготовить яйца к бекону.
Я узнала от нее, что она работает по утрам в рекламном отделе местной газеты «Индепендент», а днем учится. Ее цель — получить степень магистра истории искусств. Венеция, штат Иллинойс, несколько странное место для получения ученой степени по искусству, но когда она рассказала мне, что работала вместе с Гилли и Ричардом Ловенталем над довольно нашумевшей постановкой спектакля «Как вам это понравится», я поняла, что она сама совершенно осознанно выбрала Венецию, штат Иллинойс.
В кухню вошел Гилли и сел у стола.
— Хотелось бы все же знать, что произошло вчера вечером. — Произнеся это, он посмотрел на меня. — Я расскажу вам все, что знаю, после завтрака, если хотите.
— Собственно, у меня здесь совсем другое задание. Я пишу очерк о Стиве Хиггинсе.
— Не думаю, что он уже созрел для этого, — ответил Гилли.
— Мы пока еще не определились, когда опубликуем его.
— Что значит не определились? У него целая империя. Даже я работаю на него, — воскликнула Нора.
Гилли улыбнулся.
— Значит, он почти как император. Я хочу сказать, что для этого нужно еще что-то, возможно, политика, а? Или благотворительность? Не собирается ли он стать ректором университета?
Я спросила Нору, знает ли она Хиггинса.
— Иногда он пытается ухаживать за мной.
— Он не был бы мужчиной, если бы не делал этого, — сказала я.
Нора покраснела и поспешила заняться яйцами и ветчиной.
Гилли разлил кофе.
— Я надеюсь, ты не переспишь с ним, пока живешь у меня, — сказал он. — Он мне совершенно не нужен.
— Боюсь, вам надо начать рассказ с самого начала, — напомнила я ему о его обещании.
Он долго думал, не зная с чего начать.