Шоковая волна

— Он объяснил мне, как можно превратить энергию в электрическую силу, — я не удержалась от того, чтобы не добавить: — В России, кажется, создали такой конвертер и опередили нас года на два или три.

— Это все группа Ловенталя, — сказал Хиггинс, словно успокоившись. — Русские идут, русские идут! Уже сколько лет они пользуются этим жупелом, чтобы получать субсидии.

— Но теперь, когда русские нас опередили, — ответила я неосторожно, — вы чувствуете облегчение?

— Черт, конечно, нет! Я просто не верю, что они обошли нас. О каком конвертере он вам говорил?

— О конвертере прямого превращения энергии в силу. Насколько я поняла, мы для получения пара расщепляем атом, а пар дает нам электричество. Так вот, русские обошлись без пара. — Я почувствовала, что мое бездарное объяснение и то, как я подбирала слова, все же зацепили его. Это не делало мне чести, как журналисту, и могло помешать выполнению своей задачи, если Хиггинс все узнает.

Но Хиггинс отнюдь не был дураком. Он тут же сказал:

— Что ж, это устранит главный загрязнитель атмосферы. Лори, соединись с Борком. Узнай, может ли он приехать ко мне на ленч. — Он посмотрел на часы. — Я пошлю за ним вертолет.

Пока Лори звонила по телефону, Хиггинс объяснил мне, что Хью Борк это декан новой, только что созданной Школы науки и технологии.

— Они теперь так тесно связаны. Я не люблю элитные группы. Все знаменитые физики ушли, когда иссякло субсидирование. Известные имена. После Эйнштейна о ком еще вы слышали? Я хочу, чтобы вы познакомились с Борком. Это человек-находка. — Хиггинс ждал результатов телефонного разговора Лори.

Стол с телефоном стоял за диваном. Лори пересказывала Хиггинсу то, что говорил ей декан.

— Он на ленче в Бюро фермеров, должен выступить там.

— Дай мне самому договорить с ним.

Хиггинс обошел стол и поудобней уселся на его край. Он говорил с деканом по-приятельски, как в клубе, с чуть заметными отеческими нотками в голосе. Он спросил Борка, что тот собирается говорить собранию упрямых республиканцев. Хиггинс, продолжая разговор, добавил себе виски из графина и сообщил Борку о моем приезде и задании. — Я хотел бы, чтобы вы познакомились, пока она здесь. Хочу, чтобы она написала о моих мыслях и чувствах по отношению к университету. Когда ты сможешь увидеть ее, Хью? — Помолчав, он обратился ко мне. — В половине пятого вас устроит?

Я согласилась.

— Хью, ты знаешь что-нибудь о русских, превращающих энергию в электричество? Форбс рассказал ей об этом в поезде.

— Теперь мне кажется, что как бы я ни описывала эту сцену, все читалось бы как пародия. Именно таким мне казались и сам телефонный разговор и реплики Хиггинса. Без сомнения, это чувство усугублялось еще моим полным невежеством в науке, да и тем огромным контрастом между такими фигурами как Хиггинс и Форбс. Разговор по телефону продолжался, хотя Хиггинс теперь больше молчал и слушал, что говорили на другом конце провода.

Лори снова наполнила мой бокал. Мне хотелось спросить ее, как давно она работает у Хиггинса, но поскольку я не знала ни ее статуса, ни должности, то благоразумно предпочла не задавать таких вопросов. У Лори было недоброе лицо. Такое впечатление создалось у меня при первом взгляде. Но это было, пожалуй, не так, просто она умела контролировать его выражение. Любой, кто попробовал бы чем-то удивить ее, так никогда бы и не узнал, удалось ли ему это.

— Вы живете в Нью-Йорк Сити, миссис Осборн?

— Миль пять к северу.

— Когда мой муж был жив, мы часто бывали в Нью-Йорке. Вы слыхали о моем муже?

— Нет.

Я не была уверена, что она поверила мне. Помню, что Хиггинс, представляя ее, назвал лишь ее имя, и мне это показалось невежливым с его стороны.

— Фамилия Мюллер вам что-то говорит?

— Возможно, скорее что-то напоминает, — ответила я. — Да, что-то очень далекое.

— Его обвиняли в растрате государственных денег пятнадцать лет тому назад. Он повесился перед началом суда.

Я отпила глоток виски и промолчала, подумав, зачем мне эта информация. Не было ли это частью его, Стива Хиггинса, политической легенды: работодатель с сердцем большим, чем его грехи.

Лори продолжила свои объяснения:

— Я всегда сама сообщаю это таким персонам, как вы, например. Так никто не застанет меня врасплох каверзным вопросом. Меня этому научил Клинт Мак-Доуэлл, наш сотрудник по связям с общественностью. Он называет это вакцинацией.

Закончив разговор, Хиггинс снова уселся в кресло-качалку и спросил:

— Знаете, кто первым открыл способ, которым теперь похваляются русские? Томас А. Эдисон. Что вы скажете на это?

Я что-то пробормотала в ответ.

— А теперь с чего начнем: с хронологии или психологии?

— И с того и с другого. Например, расскажите мне, как мальчишке из трущоб Ист-Молайна удалось за двадцать восемь лет стать владельцем такого огромного поместья, как «Эрмитаж» с его шестьюстами акрами земли?

— Умение предвидеть и перепродажа заложенной недвижимости. Это было в 1930 году.