Читаем Шолохов. Незаконный полностью

Шолохов вернулся домой злой, несломленный. Он ещё ответит Панфёрову.

Вскоре Маруся забеременела. Так жизнь берёт своё: человека душат, чтоб духу его не было, – а росток норовит дать побег: продолжиться, не пропасть.

В ноябре он снова приехал в Москву: вовсю шла работа над окончанием фильма «Тихий Дон». Снова перехватило горло при виде Цесарской – словно сам всё больше обращался в Гришку Мелехова при виде воплощённой Аксиньи: как бы не сорваться, не пойти по следам своего же персонажа – когда дома беременная любимая жена.

Господь от этой ошибки уберёг. Но от другой – нет.

В том ноябре судьба свела, – пока ещё не лично, – Шолохова и Андрея Платонова. Они не были знакомы, и сведений о том, что Шолохов читал первые книги Платонова тоже нет: много всего выходило тогда, мог поначалу и не заметить.

Платонов (настоящая фамилия – Климентов) был на шесть лет старше Шолохова, он родился в Воронеже в 1899-м – в один год с Леонидом Леоновым, Артёмом Весёлым, Юрием Олешей, Константином Вагиновым и Владимиром Набоковым. То был на редкость урожайный год для русской литературы, будто новый век впрок заготовил себе летописцев. Участвовал в Гражданской, служил в ЧОНе. В 1920 году вступил в партию, но в следующем его исключили за нарушение партийной дисциплины. С 1923 по 1926-й работал инженером-мелиоратором и специалистом по электрификации сельского хозяйства. В числе прочего руководил строительством трёх электростанций. В 1926-м переехал в Москву. Через год вышла его книга «Епифанские шлюзы», в 1928-м – «Сокровенный человек», в 1929-м – «Происхождение мастера».

В том же году в сентябрьском номере журнала «Октябрь», где уже главенствовал Фадеев, был опубликован рассказ Платонова «Усомнившийся Макар». Согласно сюжету, наивный человек Макар едет в Москву, и обнаруживает в огромном социалистическом строительстве слишком много бюрократического абсурда.

Сталин прочитал рассказ и пришёл в сильнейшее раздражение. 11 ноября 1929 года драматург, рапповец Владимир Киршон на заседании комфракции секретариата правления РАПП доложил о разговоре со Сталиным, раскритиковавшим платоновский рассказ. Была принята резолюция из двух пунктов: «а) констатировать ошибку, допущенную редакцией «Октября» с напечатанием рассказа Андрея Платонова “Усомнившийся Макар”; б) предложить редакции принять меры к исправлению ошибки».

В декабре 1929 года в письме революционерке Розалии Землячке Фадеев писал: «Я прозевал недавно идеологически двусмысленный рассказ А. Платонова „Усомнившийся Макар“, за что мне поделом попало от Сталина, – рассказ анархистский…»

В ноябрьском номере «Октября» вышла разгромная статья Леопольда Авербаха «О целостных масштабах и частных Макарах», где платоновский рассказ был охарактеризован как «идеологическое отражение сопротивляющейся мелкой буржуазии». В том же номере было опубликовано примечание от редакции журнала, подписанное Фадеевым, Серафимовичем и Шолоховым, где было сказано: «Редакция разделяет точку зрения т. Авербаха на рассказ „Усомнившийся Макар“ А. Платонова и напечатание рассказа считает ошибкой».

Так Шолохова впервые вознесли на вершину культурных иерархий, поставив вровень с тремя наиболее весомыми советскими литературными деятелями (Горький ещё не вернулся): Серафимовичем, Авербахом и стремительно поднимавшимся по карьерной лестнице Фадеевым, которому Сталин уже доверял организацию писательских дел.

Едва ли Шолохов всерьёз посчитал рассказ Платонова «мелкобуржуазным»: это поразительной глубины и редкого остроумия текст. Да, он не сразу догадался, что имеет дело с гениальным писателем – но про это к тому моменту ни Горький, ни Серафимович с Фадеевым тоже не догадывались.

Шолохов подписал письмо по причине ложно понятого товарищества и передоверия авторитетам.

Серафимович – учитель? Учитель. Говорит, что надо осудить, так как публикация платоновского рассказа – наша общая ошибка и товарища Сталина стоит поддержать. Разве можно ослушаться учителя?

Фадеев – товарищ? Товарищ. Он проштрафился перед Сталиным и просит помочь? Просит.

В начале того же 1929 года партия поставила на место распространителей слухов о шолоховском плагиате: создала комиссию, назначила главой комиссии сестру Ленина, вынесла вердикт. Авербах участвовал в этом? Самым активным образом. Боролся за Шолохова? Было. Как не поддержать Авербаха?

А только что, осенью, РАПП вывел Шолохова из-под удара ростовских доносчиков? Вывел.

«Тихий Дон» публикуют в «Октябре»? Публикуют.

Роман, все понимают, весьма сомнительный, где Мелехов никак не идёт к большевикам, сколько Шолохова ни уговаривают. Но политическое и литературное руководство товарищу Шолохову всё равно доверяет.

Сталин огорчён платоновским рассказом – значит, у него есть веские причины для огорчения. Если из Кремля просят отреагировать – значит, это дело государственной важности.

После всего случившегося в том году Шолохов не смог, глядя в глаза Серафимовичу, Авербаху, Фадееву взять и отказать: «А вот и не подпишу».

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное