Читаем Шолохов. Незаконный полностью

Смущал ли его весь тот кошмар, что творился вокруг, – значения не имело. Надо было на что-то жить. Если же задуматься, то Шолохов понимал одно: большевики какая-никакая, но власть, а всё, что предлагает себя вместо неё, – ещё хуже.

В верхнем левом углу шолоховского заявления была поставлена резолюция: «Зачислить 2.12.21 г. помощником бухгалтера». Спустя месяц в книге приказов верхнедонского продовольственного комиссара от 10 января 1922 года за § 7 будет издан следующий приказ: «Конторщик заготконторы № 32 тов. Шолохов Михаил Александрович переводится в инспекторское бюро вышеупомянутой заготконторы на должность делопроизводителя со 2 января с. г.». В списке инспектуры окрпродкома за порядковым № 17 напротив фамилии Шолохова М. А. короткая запись карандашом: «Теоретический, хороший работник».

Характеристику эту подтверждал позже продкомиссар Верхне-Донского округа Семён Вахнин: «Михаил Александрович носил простенький костюмчик, зимой – пальтишко…» – а на Дону морозы, как путешественники отмечали ещё в древние времена, беспощадные как сабля, так что, это «пальтишко» – оно показательное: на тулуп так и не заработали вместе с отцом, – «Он был замечательный работник, умный, находчивый, работоспособный. Что ни поручишь ему – всё сделает. Обязательно будет сидеть до тех пор, пока не закончит работы. По должности он был обязан составлять списки, по которым взимался продналог, – на каждый хутор и на каждый двор. А округ наш в то время был большой, он объединял Вёшенский район, Верхне-Донской и часть станиц, отошедших теперь к Сталинградской области. Тогда часто собрания проводились, он выступал на них, страшно активный был. Парнишка – огонь, отчаянный, развитый не по годам».

«Отчаянный».

Он, проще говоря, был смертник.

Столько продработников, агрономов, бухгалтеров перерезали, перестреляли только за последнее время, только в их округе – он мог стать очередной жертвой, хоть и являлся пока ещё делопроизводителем. Но кто б в этом стал разбираться?

Станешь тут отчаянным.

* * *

В ноябре фоминцы снова двинулись в район слияния Дона и Хопра. 11 декабря они захватили станицу Букановскую – ту самую, откуда происходила будущая жена Шолохова, где будущий тесть его некоторое время был станичным атаманом. Сначала, как мы помним, в своём курене Мария Петровна Громославская терпела чекиста Малкина, а теперь вот Фомин нагрянул – и наверняка в тот же самый курень определился жить: атаманский, самый богатый.

Однако Шолохов, заметим, не упоминает в «Тихом Доне» ни налёты Фомина на Каргинскую, ни то, что он брал Букановскую. Тут могут таиться неизвестные нам личные мотивы, но может и не быть их: просто сюжет прошёл мимо, и всё.

Отряд милиции из Букановской Фомина выбил, и тот покатился дальше: к устью Хопра. По льду его отряд перешёл на правый берег Дона. В Среднецарицынской фоминцы ограбили и сожгли почтовое отделение. По дороге в станицу Распопинскую зарубили уполномоченного по продналогу Аверина. Заняли хутор Клетско-Почтовый, где ограбили исполком, убили председателя Совета и забрали лошадей. В хуторе Тёркин убили председателя организации Американской помощи (была такая!) по фамилии Верёвкин. В хуторе Нижне-Кривском зарубили продкомиссара Ивана Власова, успевшего проработать всего девять дней. Был паренёк – нет паренька.

Михаил чувствовал себя в этих обстоятельствах взрослым мужиком… и предложил Кате Чукариной выйти за него замуж. Прознавший о том, что у дочери с Мишкой Шолоховым затеваются отношения, Фёдор Стратонович отрезал: за этого – не отдам.

«Почему?» – дочь спросила.

«Артистишка голоштанный!»

Сколько бы Шолоховы, отец и сын, ни трудились – они так и остались малоимущими. Такой род богатейший за плечами – и всё прахом пошло. Ломаной копейки не докатилось от Моховых и Шолоховых.

* * *

23 февраля 1922 года, согласно циркулярному распоряжению Доноблпродкома от 8 февраля № 1852, Михаил Шолохов в составе группы лучших продработников округа был командирован в город Ростов в Доноблпродком на продкурсы. Два месяца его готовили на продинспектора.

После убийства ста советских работников на Верхнем Дону и заранее объявленной смерти для всех продкомиссаров – это был выбор. При том, что никаких особенных благ это не сулило: помните, как у Чукарина, который ещё выше по статусу был, – перерыв весь курень, нашли, боже мой, бинокль и френч. Вот и всё богатство.

Но в 1921 году не было вокруг уже ни Попова, ни Дроздова – не было никого, о ком болело бы сердце. Достаточно сказать, что основные банды на Верхнем Дону возглавили бывшие красные командиры Фомин и Маслаков плюс уголовник Кондратьев. С чего бы Шолохову жалеть о них? Он своими глазами видел старшего товарища Козырина без головы на улице Каргинской. И жену его, очнувшуюся в надежде, что всё это примнилось: но нет, вот он лежит муж – как петух обезглавленный.

Учили на курсах продработников навыкам агитатора, счёту, основам марксистской теории. Это станет очередным и на этот раз последним образованием Шолохова.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное