Шолохов

Только по собственным наблюдениям могли выписаться и такие строки: «Шедший впереди средний танк противника с ходу налетел на плетневую, обмазанную глиной колхозную кузницу, на миг весь окутался пылью и, вырвавшись из-под рухнувших обломков, неся на броне сухой хворост и осыпающийся мусор, расстрелял пушечным огнем расчет станкового пулемета, успел раздавить несколько стрелковых ячеек…»

Общение с теми, ради кого готовился браться за роман «Они сражались за родину», укрепляло в мысли: не цензура, а правда должна командовать писательским пером. Потому-то в романе и появится признание — необычное, как истинное пособие в науке побеждать: «Воевать как следует еще не научились и злости настоящей в нас маловато. А вот когда научимся да когда в бой будем идти так, чтобы от ярости пена на губах кипела, — тогда и повернется немец задом на восток…»

Глава третья 1943: ЦЕНЗУРА ЦК

В день первый января 1943 года Сталин подписал директиву Ставки Верховного главнокомандования — начинать наступательную операцию с кодовым названием «Дон».

Визит к Берии

Шолохов, ясное дело, ничего не знал о секретной директиве. Но Вёшенская не уходила из памяти. Тут еще от сына одного приятеля весточка — горестная: «Мы по равнине подъехали к Вёшенской… Церковь была развалена, обгоревшие стены обрушившихся зданий, развалины домов, воронки от снарядов и бомб…»

Писателю рассказали, что в «Правду» приходит много писем с вопросами: когда Шолохов предстанет с чем-то значительным о войне? Он в ответ — знаю, мол, читал некоторые такие письма:

— Все, все хотят, чтобы ничто не было забыто. И я этого хочу. Во имя тех, кто жив, и тех, кого уже нет, и тех, кто будет потом…

У него спросили: о чем будет новый роман? Ответил:

— О русском солдате, о его доблести. О его суворовских качествах известно миру. Но эта война показала нашего солдата в совершенно ином свете. И я хочу раскрыть в романе новые качества советского воина, которые так возвысили его в эту войну.

Он особо отметил, что в романе будет много юмора. Это кое-кому показалось странным, несвоевременным — не рановато ли шутковать: ведь главного перелома в войне еще нет. Шолохов не согласился:

— Что читают на переднем крае, когда есть свободная для этого минутка? Приключенческую, веселую литературу. Чтобы уйти от мясорубки, от страшных размышлений о войне — на фронте ведь мало веселого. И я подчинился этой необходимости…

…В феврале на сборе всех своих сотрудников редактор объявил, что Сталин ввел погоны; их отменили в революцию. Через несколько дней Шолохову вручили полковничьи: с двумя просветами при трех звездах; золотые для парадного мундира и зеленые для повседневья. Офицер! Золотопогонник! Сколько сказано о них в «Тихом Доне» и с уважением, и с презрением. И все-таки хорошо, что Верховный вспомнил вековые традиции русского офицерства.

Февраль оказался щедрым на добрые новости и для страны, и для Шолохова.

Во второй день этого месяца завершилась ожесточенная битва под Сталинградом, она длилась более полугода. Мир убедился: советский солдат и после обороны Москвы показал, что сильнее фашистского.

Впрочем, Шолохов конечно же осознавал, что победа под Сталинградом еще не разгром Германии. Она все еще могуча.

Москва. «Правда» 4 февраля напечатала небольшую карту больших военных действий. Нетрудно представить, как вглядывался в нее Шолохов: Ростов, Миллерово, города и станицы вокруг и рядом. Ясно, что карта не зря напечатана — значит, там не просто бои, а идет наступление. Так и было. Через 12 дней газеты дали сообщение Совинформбюро: «Войска Южного фронта заняли Ростов-на-Дону». Сколько же крови впитали стылые снега…

Ростов. Военный Совет фронта направил Сталину победную реляцию: «Над цитаделью тихого Дона — Ростовом — взвилось великое и непобедимое Красное знамя Советов…»

Радостные вести с фронта — не очень радостные о том, как живется семье, а тут еще и неуходящие боли от контузии, и заботы о романе… Однако верен давним, с 20-х годов, убеждениям заступаться за опальных.