Теперь о главном — поддержал ли Шолохов юного еретика? Буртин засвидетельствовал: «Он согласился с моим пониманием общего смысла романа, правда, с одной оговоркой, важность которой я смог оценить лишь несколько лет спустя. Защищая Григория от обвинений в „отщепенстве“, я в увлечении фантазировал, что если бы рьяные активисты новой власти типа Кошевого не были бы столь мстительны и оставили бы его в покое, то он, как Майданников из „Поднятой целины“, вступил бы в колхоз. Шолохов возразил мне в том смысле, что Григорий был слишком самостоятелен и неординарен для столь идиллического исхода. Время было такое, что человек подобного характера должен был рано или поздно вступить с ним в конфликт и сложить голову…»
Студенту еще кое-что значимое запомнилось из высказываний Шолохова: «Василия Ивановича Чапаева все знают. А о многих других героях Гражданской войны, не менее славных, ваше поколение ничего и не слышало…» Буртин тут же заключил: «Это был прозрачный намек на 37-й год». Или: «Он звонил при мне в Верховный Совет и жестким, властным тоном выговаривал кому-то за задержку с пересмотром дела капитана, оказавшегося без вины виноватым в том, что его судно было на Севморпути затерто льдами…»
Дополнение.
Издание «Тихого Дона» 1953 года — вопиющий образец издевательств над Шолоховым. Редактор вытравливал правду драматизма в описании революции. «Поправил», к примеру, сцену, когда Подтелков убил полковника-белогвардейца. В своем послесловии пустился в путаные психологические сентенции, чтобы оправдать и большевика Подтелкова, и себя, редактора, изуродовавшего сцену: «Он зарубил его — это правда. Но это был акт самозащиты: Чернецов выхватил из куртки пистолет и хотел убить Подтелкова, произошла осечка. Что оставалось делать Подтелкову? Ждать второго выстрела? Подставить свою грудь под револьвер злобного карателя?..»Он взялся «исправлять» «натурализм» сцен родов Аксиньи, изнасилования Фрони, «обгуливания» Коршуновым купеческой дочери, проборонил языковые особенности говора Дарьи… И поблек на этих страницах художник Шолохов.
Шолоховед Г. Ермолаев в своей книге «Шолохов: жизнь и творчество» подсчитал, что в этом издании осуществлено «около 400 политических изъятий, три четверти которых пришлось на 2-ю книгу». Он же выявил немало чужеродных вписок, которые «подчеркивали свершения Ленина и Сталина и осуждали белое движение». Ему удалось также обнаружить около 300 пуританских исправлений: «Так увлеклись, что убирали упоминания волос на руках, ногах и груди мужчин».
Шолохов смог восстановить текст романа только в собрании сочинений 1956–1960 годов. И то частично — сопротивление цензуры было сильным. Ермолаев подсчитал: писатель убрал лишь около трех четвертей политических поправок и около девяти десятых стилевых. Он же сообщил, что число невосстановленных политпоправок в изданиях 1928–1980 годов превысило 250.
Суслов — Сталин — Суслов