Шолом-Алейхем

Самое время сказать несколько слов о стихах самого Шолом-Алейхема, тем более что именно в белоцерковский период, в 1884 году, его стихи были впервые напечатаны в «Фолксблат»: «Нашему поэту», «Дочь еврея», «Еврейские крючкотворы», «Новогоднее». «Шолом-Алейхем-поэт» – непривычное сочетание, Шолом-Алейхема мы воспринимаем как прозаика. Но тогда, в начале пути, он всерьёз задумывался над своим поэтическим призванием и намеревался остановиться именно на этом поприще. «Фолксблат» в том же году даже анонсировал его роман в стихах «Панорама», который, впрочем, так и не был написан. Зато в 1892-м Шолом-Алейхем опубликовал первую главу из поэмы «Прогресс и цивилизация» (и не продолжил её). К исходу века Шолом-Алейхем напрочь разочаруется в себе как в поэте, в 1897 году напишет дочери Тисе: «Я не мастер писать стихи. Я люблю прозу. Простую, хорошую, честную прозу» [53] ; будет называть себя «неудавшимся поэтом»; скажет, что «дал развод музе песен», однако в 1905-м, под впечатлением от еврейских погромов, ещё сочинит два стихотворения: эпитафию себе на могилу и весьма саркастичную колыбельную «Спи, Алёша» – от лица Николая II, укладывающего спать наследника и наказывающего ему, как вырастет, не жалеть для бунтовщиков ни розг, ни виселиц. Опубликованная нелегально, в Вильно, «Спи, Алёша» разошлась по всей «черте». Вевик Рабинович вспоминает, что не один раз слышал, как ее напевали работницы и рабочие бердичевской типографии. Ещё одна, неполитическая, колыбельная Шолом-Алейхема входит сейчас во все антологии еврейского фольклора без указания имени автора, как «народная песня». Да и другие его стихи тоже разошлись по еврейским местечкам, и напевавшие их ремесленники и модистки были уверены, что у песни нет автора, что она народная.

* * *

На гонорары от «Фолксблат» содержать семью было невозможно, жить за счёт тестя не хотелось, и Шолом-Алейхем выезжает в Киев в поисках работы. «Зять Лоева» – это что-то да значило, и Шолом-Алейхем поступает на службу к Бродскому, чьё имя потом в его текстах станет синонимом запредельного богатства в устах каждого местечкового еврея. Лазарь Израилевич Бродский (1848–1904) был крупнейшим сахарозаводчиком Российской империи (четверть всего производимого в империи сахара давали именно его заводы) и, кроме того, щедрым меценатом: на его средства содержались в Киеве еврейская школа и еврейская больница, Бактериологический институт, он давал деньги на развитие трамвайного транспорта, построил в городе хоральную синагогу, финансировал строительство Политехнического института. У Бродского на Екатеринославщине были обширные земельные владения, которые он заселил еврейскими колонистами, – проверять, как им живётся, и был откомандирован Шолом-Алейхем. Еврейским поселенцам на землях Бродского жилось хорошо – вернее, как «хорошо»? – неплохо; а если уж быть совсем точным, то так себе. Они успешно возделывали землю, но если б у них была нужная техника (а не один плуг на одиннадцать душ мужского пола и одна борона на десятерых), то возделывали бы ещё успешнее. Но главное – болезни, а ни одной больницы и ни одного врача. Зато раввинов, которым надо выплачивать деньги из своего кармана, – хоть отбавляй: по раввину на каждые восемьдесят пять жителей, – складывать их штабелями, что ли? Всё это, объездив четырнадцать колоний, ревизор описал в своей докладной записке, добавив свои соображения, как можно улучшить быт и хозяйство колонистов.

Бродский не очень любил, когда ему советуют, что делать, и, прочитав докладную, высмеял Шолом-Алейхема. Тот вспылил и уволился со службы.

Следующим местом работы стало страховое товарищество «Прометей» – впрочем, тоже ненадолго.

А в 1885 году Лоев неожиданно умер и оставил дочери огромное наследство, опекуном которого она, выдав доверенность, назначила своего мужа. Это были очень большие деньги, нигде биографы не говорят, сколько именно (и в письмах самого Шолома-Алейхема тоже нет этих цифр), но вполне вероятно – с землями и ценными бумагами, – что и до миллиона.