Шопенгауэр

Предание гласит также, что прадед Артура оказал гостеприимство Петру Великому и его супруге. Русский царь выбрал для ночлега комнату без отопления. Стояли холода, и находчивый хозяин решил согреть спальню экзотическим способом. На пол, уложенный голландским кафелем, вылили несколько бочонков водки и подожгли. Несмотря на чад и дым, русская августейшая чета осталась довольна (131. Bd. 1. S. 4).

Еще в XVII веке Данциг служил перевалочным пунктом для почти 60% балтийской торговли, он процветал под покровительством Польши (Западная Пруссия согласно Торуньскому миру 1466 года отошла к Польше). Отец философа Генрих Флорис Шопенгауэр (1747-1805), человек основательный, после серьезного обучения в Англии и Франции торговому делу создал в Данциге оптовую торговлю, которая вскоре стала процветать; он стал именитым оптовым купцом. Польский король пожаловал ему титул хофрата — надворного советника. Им, однако, вольнолюбивый бюргер никогда не пользовался, ибо был человеком республиканских убеждений и английского образа жизни: он выписывал «Таймс» и исповедовал свободу. Недаром фамильный герб Шопенгауэров украшал девиз: «Point de bonheur sans liberte» — «Нет счастья без свободы».

Но в конце XVIII века вольности Данцига оказались под угрозой. В 1772 году в результате первого раздела Польши Пруссия, овладев западными землями, стала теснить Данциг; многие прилегающие к городу земли, оказались в составе прусской провинции. Русские и польские грузы с зерном были обложены таможенными пошлинами; в кофейнях города появились прусские соглядатаи, вызывавшие возмущение граждан.

Генрих Флорис не мог перенести мысль об утрате родным городом ганзейских вольностей. Он отклонил милости прусского правительства. Даже двухчасовая беседа в Потсдаме с Фридрихом Великим (который пожаловал ему и его потомкам патент на полную свободу жительства в любом месте Пруссии) не могла смягчить его. Во время прусской блокады Данцига в 1783 году некий прусский генерал предложил Генриху Флорису привилегию в деле обеспечения фуражом его лошадей, на что последний с презрением ответил ему: «Моя конюшня обеспечена кормами, а когда их не станет, я прикажу забить своих лошадей». Когда Данциг окончательно потерял свои вольности, он решил покинуть город и переселиться в Англию.

В 1785 году Генрих Флорис женился на Иоганне Генриете Трозинер (1766-1838), миловидной и живой, обожавшей развлечения девушке, на 20 лет его моложе, дочке уважаемого, но бедного данцигского бюргера. Мужа она не любила: в воспоминаниях она пишет о своей к тому времени завершившейся несчастной любви (сделавшись писательницей, она населяла свои романы девушками, которые безвинно страдают из-за неверных возлюбленных), что не мешало ей предаваться веселью в загородном поместье Генриха Флориса — Оливе, когда тот приезжал туда в конце недели и привозил гостей. Они были очень разными по характеру: Генрих Флорис был меланхоличным и даже мрачным человеком, с очень сильной, подчас необузданной волей. Супруги сходились лишь в любви к путешествиям.

Летом 1787 года они отправились в первое путешествие. Генрих Флорис хотел показать жене мир. Она была в восторге: «Я поеду путешествовать, путешествовать! Увижу Англию!.. У меня закружилась голова от радости, когда мой муж объявил мне о своем намерении дать мне это нечаянное счастье...» (цит. по: 124. S. 18). Но намерение Генриха Флориса состояло не только в этом. Супруг определял судьбы своих близких, не спрашивая их мнения. Он заранее решил, что его будущий ребенок (непременно сын) будет купцом, как он сам, что его будут звать Артур — имя, которое пишется и произносится одинаково и по-немецки, и по-английски, — и что будет он англичанином, а для этого должен родиться в Англии. Поняв, причем раньше, чем это осознала жена, как предполагает автор новейшей биографии философа («Шопенгауэр и бурные годы философии») Рудигер Сафрански (124), что она забеременела, он отправился через Голландию и Гавр в Лондон. Его целью было подготовить почву для окончательного переселения в Англию.

Как только Иоганна поняла, что станет матерью, между супругами возник конфликт: она хотела во что бы то ни стало вернуться домой и рожать под присмотром матери. Но супруг был непреклонен, и она подчинилась, так как не могла противопоставить его воле «ничего разумного», хотя ее стремление рожать дома при матери было естественным. Об этой коллизии она вспоминала в 1837 году, много лет спустя после смерти мужа. Именно в путешествии впервые проявились те скрытые противоречия, которые определяли их брак. Она подчинялась, но жаждала следовать своим естественным склонностям; она нуждалась в помощи, но оказалась совсем одна в чужой стране. Однако ее талант общения скоро подарил ей друзей, которые заботились о ней, утешали ее и сулили поддержку. Здесь она ненароком открыла в себе эту способность, которая весьма пригодилась ей в жизни.