Шопинг с Санта Клаусом

   Я предупреждающе кашлянула и покосилась на Гадюкина. Директор смотрел на нас с таким печальным умилением, словно провожал свою лучшую съемочную группу в последний путь. Я даже пожалела, что вместе с легендой о знании нами немецкого без устали внедряла в директорский мозг важную мысль: предстоящая берлинская миссия столь сложна, что справиться с ней под силу только матерым телевизионным волкам и волчицам. Но иначе было никак нельзя: у Василия Онуфриевича могло появиться нездоровое желание прогуляться в Германию и обратно самолично, оставив нас с Вадиком рутинно пахать телевизионную ниву на исторической родине.

   – Идите, – с усилием проглотив ком в горле, сказал директор. – И без контракта не возвращайтесь!

   – То есть нас фактически благословили в случае неудачного исхода дела просить политического убежища в Германии! – резюмировала я, когда мы вышли из директорского кабинета.

   – Хенде хох! – радостно ответил Вадик и в полном соответствии со сказанным поднял руку, подставляя мне ладонь.

   Я хлопнула по ней в высоком замахе, и мы пошли в бухгалтерию вымогать командировочные, от которых к данному моменту – в день нашего возвращения на родину – остались только смутные воспоминания.

   За дорогу и проживание в отеле мы с «братцем» не платили, но вынуждены были потратиться на переводчика – правда, нам удалось немного сэкономить, ангажировав этого самого переводчика вместе с его личным автомобилем в качестве водителя. Это была моя персональная заслуга: именно я отыскала контакты такого полезного человека на сайте «Русская Германия», где бывший поволжский немец Пауль Кох предлагал себя потенциальным нанимателям в качестве гида. Сопровождая, вернее даже – транспортируя нас с Вадиком на деловую встречу, Паша по неистребимой профессиональной привычке бормотал крепко зазубренную лекцию о местных достопримечательностях, что вполне заменило нам платную экскурсию. Так что, с какой стороны ни посмотри, сотрудничество с герром Кохом оказалось для нас с напарником трижды выгодным.

   А что до того контракта с национальным телевидением Германии, за которым нас послал Гадюкин, то его мы заключили без всяких проблем и хлопот. Оказывается, нам всего-то нужно было приехать и принять участие в торжественной церемонии подписания соглашения о сотрудничестве! С немецкой стороны контракт подмахнул импозантный дедушка с седой гривой а-ля Альберт Эйнштейн, с нашей – я. Признаюсь, мне доставило удовольствие изобразить закорючку вблизи того немецкого слова из тридцати семи букв, смысла которого я не поняла (в разговорнике его не было), но сочла достаточно внушительным, чтобы соответствовать моей самооценке. В штатном расписании нашей телекомпании я числюсь шеф-редактором службы новостей, но мне крайне редко доводится столь важно титуловаться вне строки бухгалтерской ведомости.

   Культурные немцы все сделали красиво. Наш экземпляр контракта – четыре листа кремовой бумаги с тиснением и водяными знаками – затейники сложили втрое, запечатали в пергаментный конверт, его, в свою очередь, поместили в кожаный футляр – и всю эту красоту вручили нам совершенно задаром. «За красивые глаза!» – как сказал довольный Вадик.

   Глаза, видимо, имелись в виду мои – Вадиковы в краткий период нашего пребывания в Берлине красотой не блистали: они постояно были припухшими и красными. В первый же вечер мой напарник в сопровождении не в меру услужливого переводчика-водителя-гида Паши Коха отправился в какой-то ночной клуб, откуда вернулся под утро без Паши, но с дамой, и не выходил из своего номера до вечера. Я в это время потрошила закрома берлинских магазинов, наслаждаясь редким удовольствием – одиночным шопингом. Обычно мне приходится делать покупки в компании сынишки, который столь любознателен и непоседлив, что я больше занята своевременным возвращением на полки его покупок, чем выбором своих.

   А вечером, когда мой названый брат с его новым приятелем поволжско-немецкого происхождения вновь отправились крепить дружбу и любовь между народами, у меня планировалась своя собственная культурная программа. Она имела некоторое отношение к дружбе, но никакого – к любви, и именно по этой причине я была столь мрачна в туманное и седое утро нашего возвращения на родину.

   Второй – и последний – вечер нашего пребывания в столице Германии я провела в обществе мужчины, который в бытность свою мальчиком являлся моим соседом по лестничной площадке и по совместительству первой любовью, столь же светлой, сколь и безответной. По последнему пункту у меня, естественно, остались к бывшему соседу серьезные претензии. Пять долгих лет я тайно его обожала, а он, видите ли, не изволил этого заметить! Эту обиду я запомнила и даже за давностью лет не могла простить, хотя былые чувства давно улетучились.