– А это с вами кто? – Ее буравящий взгляд вдруг упирается в Джеффа.
– А, это… – смущенно кашляю я. – Это мой телохранитель.
– Телохранитель. – Девица с горькой усмешкой качает головой. – Ну да, само собой.
Само собой? Почему «само собой»? Она меня первый раз видит…
Ой, получается, она меня узнала! Все-таки я знаменитость.
– Это после того скандала в эфире, – скромно вздыхаю я. – Статус обязывает заботиться о личной безопасности. Да вы, думаю, и сами понимаете.
Ей, наверное, автограф нужен, осеняет меня. Надо уже напечатать себе пачку фотопортретов, чтобы раздавать.
– Могу расписаться на салфетке, – предлагаю я. – Или просто на листке бумаги.
– Понятия не имею, о чем вы, – прежним тоном сообщает девица. – Я телевизор не смотрю. Вы известная, что ли?
– Э-э… – Я чувствую себя полной дурой. – Ясно. Мне показалось… То есть нет. Ну в смысле… – Сплошная пытка. – Послушайте, давайте поговорим?
– Поговорим? – передразнивает она с таким сарказмом, что я вздрагиваю. – Раньше надо было разговоры разговаривать, вам не кажется?
– Простите… – моргаю я. – Ничего не поняла. Что-то не так?
– Боже ж ты мой. – Она прикрывает глаза на секунду и делает глубокий вдох. – Валите уже отсюда со своим телохранителем, дизайнерскими туфельками и пустым чириканьем. Теперь понятно?
Меня все больше озадачивает этот непонятный обмен репликами. На что она злится? Я ее даже не знаю. Почему она решила, будто я приехала позлорадствовать?
И почему чириканьем? Я разве чирикаю?
– Послушайте, – как можно спокойнее говорю я, – давайте начнем сначала? Я разыскиваю отца, я за него волнуюсь, а больше мне навести справки не у кого. Да, простите, я ведь так и не представилась толком. Меня зовут Ребекка.
– Понятное дело. – Девица смотрит на меня странным взглядом. – Само собой.
– А вас?
– Тоже Ребекка. Нас всех назвали Ребекками.
Время как будто застывает. Несколько секунд я стою в прострации, прокручивая в уме услышанное. Нас всех назвали Ребекками. Ерунда какая-то.
Нас всех… кого всех?
– Вы же знали, – хмурится она недоуменно. – Не могли не знать.
Я выпала из действительности? Переместилась в какую-то нелепую параллельную вселенную? Кого – нас? Что тут вообще происходит?
– Ваш отец виделся с моим. Пару дней назад. – Она смотрит на меня с вызовом. – Может, они наконец разобрались.
– Разобрались? – в отчаянии переспрашиваю я. – В чем? Объясните уже, пожалуйста!
Повисает молчание. Прищуренные голубые глаза Ребекки номер два изучают меня словно непонятную диковину.
– Что вам рассказывал отец про ту поездку? – интересуется она в конце концов. – Которая в семьдесят втором.
– Ничего особенного. Так, по мелочи. Смотрели родео, ели мороженое, папа сильно обгорел на солнце…
– И все? – не верит она. – Обгорел на солнце?
– Да, – беспомощно отвечаю я. – А что еще? И кого «нас всех» назвали Ребекками?
– Господи боже. – Она мотает головой. – Ну нет, раз вы не в курсе, я вам ничего не скажу.
– Вы должны мне объяснить!
– Ничего я вам не должна! – фыркает она презрительно. – Понятия не имею, где ваш папочка. А теперь выметайтесь, принцесса.
Подхватив джек-рассела, она захлопывает передо мной дверь. Через секунду слышится звук запирающегося замка второго входа.
– Вернитесь! – Я с силой барабаню кулаком по стенке трейлера. – Ребекка! Пожалуйста! Нам нужно поговорить!
Словно в ответ изнутри доносится ревущее на увеличенной громкости «Проваливай!» Джексона.
– Пожалуйста! – Меня душат слезы. – Я не понимаю, о чем вы! Я не знаю, что там у них произошло!
Я еще долго стучу в дверь, но мне никто не отвечает. Наконец на плечо ложится большая теплая ладонь.
– Не откроет, – говорит Джефф мягко. – Предлагаю оставить ее в покое. И ехать домой.
Я молчу. В груди тесно от жгучей обиды. Здесь какая-то непонятная тайна, разгадка скрыта прямо за этой дверью, но пробиться к ней нельзя.
– Предлагаю ехать домой, – повторяет Джефф. – Теперь уже ничего не сделаешь.
– Хорошо, – соглашаюсь я наконец. – Вы правы. Поехали.
Я иду за ним мимо домов-прицепов, мимо старика со страшной псиной на дорогу за воротами. Не знаю, что я теперь скажу Сьюз. Даже не так: не знаю, что теперь. Точка.
Как только Джефф заводит мотор, автоматически включается телевизор и по ушам бьют громкие рыдания. Лоис и Сейдж ревут друг у друга на плече, размазывая по щекам потеки туши, а Кэмберли, восторженно зажав ладонями рот, смотрит во все глаза.
– Я всегда перед тобой преклоня-а-алась… – захлебывается Сейдж.
– У меня была такая нелегкая жи-и-изнь, – всхлипывает Лоис.
– Я люблю тебя, Лоис, веришь?
– Я всегда буду тебя люби-и-и-ть…
Макияж у обеих вдрызг. Наверное, специально неводостойкой тушью красились.
Когда Лоис, нежно обхватив лицо Сейдж ладонями, говорит с чувством: «У тебя такая тонкая душа», – я невольно фыркаю от смеха. Неужели кто-то поверит в это «примирение»? Не знаю. Мне сейчас без разницы. Сейчас меня занимает всего один вопрос: где папа. Что происходит? Что тут вообще творится?!