Шоссе Линкольна

– Нет, – сказал я. – Уверен, что Салли примчалась на своем пикапе, и все трое уже в кухне, едят печенье и желе.

– Ты хотел сказать: печенье и варенье.

– Именно.

Меня немного огорчало, что Эммету пришлось ехать в Льюис и обратно. Если бы я знал, что он оставляет ключи на козырьке, то избавил бы его от этой поездки.

Самое интересное – что когда мы отъезжали от дома Эммета, у меня не было в планах угонять его машину. Я собирался уехать на автобусе. А чем плохо? В автобусе можешь сесть сзади и отдыхать. Можешь поспать или поболтать через проход с торговцем обувными кожами. Но перед самым поворотом на Омаху Билли зажужжал про шоссе Линкольна, и не успели оглянуться, как очутились на окраине Льюиса. Потом, когда я вышел из «Святого Ника», «студебекер» стоит у бордюра, ключ в замке зажигания, на водительском месте – никого. Как будто Эммет и Билли прямо так запланировали. Или Господь. В общем, судьба заявляла о себе громко и ясно – хотя Эммету придется ехать восвояси.

– Приятно знать, – сказал я Вулли, – если сохраним темп, будем в Нью-Йорке утром в среду. Навестим моего папашу, рванем на дачу и вернемся с долей Эммета, пока он по нам не соскучился. А учитывая размер дома, какой вы с Билли сочинили, думаю, Эммет будет рад иметь чуть больше капусты, когда приедет в Сан-Франциско.

Вулли улыбнулся при упоминании проекта Билли.

– Что касается нашего темпа, – сказал я, – как думаешь, когда мы будем в Чикаго?

Улыбка сошла с лица Вулли.

В отсутствие Билли обязанности штурмана я возложил на него. Свою карту Билли нам не давал, нам пришлось купить другую (конечно, на заправке «Филипс 66»). И точно как Билли, Вулли аккуратно прочертил черной линией наш маршрут по шоссе Линкольна до самого Нью-Йорка. Но когда мы выехали, он повел себя так, будто ему не терпелось убрать карту в бардачок.

– Хочешь, я посчитаю расстояние? – спросил он, словно ждал плохого.

– Вот что я тебе скажу: забудь ты про Чикаго да поищи по радио чего-нибудь послушать.

И сразу улыбка его вернулась.

Видимо, приемник был настроен на любимую станцию Эммета, но сигнал ее затух еще где-то в Небраске. Поэтому, когда Вулли включил приемник, послышался только атмосферный шум.

Несколько секунд Вулли вслушивался, словно хотел понять, какого происхождения этот шум. Но как только он стал поворачивать ручку настройки, мне открылся еще один его скрытый талант – как талант кулинара или проектировщика. Вулли не крутил ручку в поисках сильной станции. Он действовал как взломщик сейфов. Прищурясь, высунув кончик языка, он медленно вел оранжевую стрелку по шкале, ловя первое слабое появление сигнала. Потом еще медленнее подстраивался, пока сигнал набирал чистоту и звучность, и наконец останавливался на пике приема.

Первой ему попалась станция с музыкой кантри. Играли песню про ковбоя, потерявшего не то свою любимую, не то лошадь. Я не успел понять, кого – Вулли двинулся дальше. Потом была сводка об урожае, потом пламенная проповедь баптистского священника, потом отрывок Бетховена, сильно приглаженный. Когда он не остановился даже на «Ш-бум, ш-бум», я уже засомневался, что в эфире есть что-нибудь для него подходящее. Но когда он дошел до 1540 килогерц, там только что началась реклама хлопьев для завтрака. Вулли отпустил ручку и смотрел на приемник с таким вниманием, какое уделяешь разве что врачу или гадалке.

Как же он любил рекламу. За следующую сотню миль мы прослушали их, наверное, полсотни. Чего угодно – «кадиллака» купе де Вилль может, или новых бюстгальтеров «Плейтекс». Все равно, чего. Вулли покупать не собирался. Его очаровывала драма.

В начале рекламы Вулли сосредоточенно слушал актера или актрису, излагающих свою дилемму. Типа: недостаточно освежающий вкус их ментоловых сигарет или зелень от травы на штанишках ребенка. По лицу Вулли было видно, что он не только разделяет их огорчение, но и подозревает, что все поиски счастья обречены на неудачу. Но как только эти омраченные души решали попробовать новый сорт того или сего, лицо у Вулли светлело, а когда выяснялось, что названный продукт не только избавляет от досадных комков в пюре, но и от таковых же в жизни, Вулли улыбался радостно и умиротворенно.

В нескольких милях к западу от Эймса, в Айове, Вулли напал на рекламу, где мать семейства вдруг выясняет, что трое ее детей привели на ужин по гостю каждый. Услышав о такой неприятности, Вулли охает. Но тут по мановению волшебной палочки появляется сам шеф Боярди в своем пышном белом колпаке и с еще более пышным выговором. Еще один взмах палочки, и на столе шесть консервных банок спагетти с мясным соусом спасают положение: мальчики набрасываются на еду.

– До чего вкусно, наверное, – вздохнул Вулли.

– Вкусно? – с отвращением повторил я. – Это же консервы.

– Я понимаю. Но ведь удивительно.

– Удивительно или нет – но что это за ужин по-итальянски?

Вулли повернулся ко мне с искренним недоумением.

– А какой должен быть ужин по-итальянски?

Ох, с чего же начать.

– Ты когда-нибудь слышал о «Лионелло»? – спросил я. – В Восточном Гарлеме?

– По-моему, нет.

– Тогда подсаживайся к столу.