— Пятое июля. Шестое июля. Седьмого июля не было, но тут два от восьмого. Это потому, что в тысяча девятьсот сорок шестом году седьмого июля было воскресенье, поэтому ей пришлось отправить две открытки в понедельник. Но ты вот что посмотри.
Билли подошел к вещмешку и вынул из переднего кармана что-то похожее на брошюру. Он разложил ее на столе — это была дорожная карта Соединенных Штатов. Через всю страну тянулась дорога, которую Билли обвел черными чернилами. В западной половине страны были обведены кружками девять городов.
— Это шоссе Линкольна, — объяснил Билли. — Его придумали в тысяча девятьсот двенадцатом году и назвали в честь Авраама Линкольна. Это была первая дорога от одного конца Америки до другого.
Билли повел пальцем от Атлантического побережья.
— Оно начинается на Таймс-сквер в Нью-Йорке и через три тысячи триста девяносто миль заканчивается в Линкольн-Парке в Сан-Франциско. И проходит прямо через Сентрал-Сити, всего в двадцати милях от нашего дома.
Билли умолк и провел пальцем от Сентрал-Сити до черной звездочки, которой он отметил на карте их дом.
— Мама уехала от нас пятого июля и поехала вот так…
Билли взял открытки и стал раскладывать их по низу карты в западном направлении, каждую под соответствующим городом.
Огаллала.
Шайенн.
Ролинс.
Рок-Спрингс.
Солт-Лейк-Сити.
Или.
Рино.
Сакраменто.
И последнюю открытку с видом на большое классическое здание над фонтаном парка в Сан-Франциско.
Билли выдохнул, довольный тем, как разложены открытки на карте. Эммет же ощущал неловкость, как будто они заглядывали в чьи-то чужие письма… не им адресованные.
— Билли, — сказал он, — я не уверен, что нам надо ехать в Калифорнию.
— Эммет, нам надо ехать в Калифорнию. Ты понимаешь? Поэтому она и посылала нам открытки. Чтобы мы могли ехать за ней.
— Но она за восемь лет не послала ни одной открытки.
— Потому что тринадцатого июля она перестала ехать. Нам надо только доехать по шоссе Линкольна до Сан-Франциско, и там мы ее найдем.
Эммету очень хотелось сказать брату что-то разумное, разубедить его. Что не обязательно мать остановилась в Сан-Франциско, что вполне могла поехать дальше и, скорей всего, поехала, что если и думала о сыновьях в эти первые девять вечеров, то, по всем признакам, думать с тех пор перестала. В итоге он сказал только, что если она и живет в Сан-Франциско, то найти ее будет практически невозможно.
Билли кивнул с видом человека, уже обдумавшего эту проблему.
— Помнишь, ты мне говорил, как мама любит фейерверки и как повезла нас четвертого июля в Сьюард специально смотреть большой фейерверк?
Эммет не помнил, чтобы рассказывал об этом брату, и, учитывая все, не представлял себе, чтобы у него возникло такое желание. Но отрицать сейчас не мог.
Билли взял последнюю открытку — со строгим зданием и фонтаном. Перевернул ее и провел пальцем по словам матери.
«Это Дворец Почетного легиона в Линкольн-парке в Сан-Франциско, и каждый год четвертого июля здесь устраивают один из самых больших фейерверков в Калифорнии!»
Билли посмотрел на брата.
— Там она и будет, Эммет. На фейерверке у Дворца Почетного легиона. Четвертого июля.
— Билли… — начал Эммет.
Но Билли, услышав скепсис в голосе брата, энергично помотал головой. Он снова обратился к карте и провел пальцем по маршруту матери.
— Из Огаллалы в Шайенн, из Шайенна в Ролинс, из Ролинса в Рок-Спрингс, из Рок-Спрингса в Солт-Лейк-Сити, из Солт-Лейк-Сити в Или, из Или в Рино, из Рино в Сакраменто, а из Сакраменто в Сан-Франциско. И мы так же поедем.
Эммет откинулся на спинку и подумал.
Техас он выбрал не случайно. Куда ему с братом отправиться, он обдумывал тщательно и систематически. Он часами сидел в маленькой библиотеке Салины, листал альманах и тома энциклопедии, покуда вопрос, куда им ехать, не решился окончательно. Но Билли, в свою очередь, так же тщательно, так же систематически обдумывал вопрос и пришел к столь же ясному решению.
— Хорошо, Билли, я так тебе скажу. Положи-ка ты открытки в конверт и дай мне немного подумать над тем, что ты сказал.
На этот раз Билли энергично закивал.
— Это правильная мысль, Эммет. Это правильная мысль.
Собрав открытки в последовательности с востока на запад, он засунул их в конверт, надежно обмотал его красной ниткой и спрятал в вещевой мешок.
— Ты подумай немного над этим, Эммет. Ты поймешь.
Наверху, пока Билли занимался чем-то у себя в комнате, Эммет долго стоял под горячим душем. Закончив, собрал свои вещи с пола — то, в чем ехал в Салину и из Салины, — вынул из кармана рубашки пачку сигарет и бросил всю кучу в мусорное ведро. Подумав, бросил туда и сигареты и прикрыл одеждой.
У себя в комнате он надел рабочую рубашку, чистые джинсы с любимым ремнем и ботинки. Потом открыл верхний ящик бюро и вынул пару носков, скатанных в мячик. Развернул его и встряхнул один носок — из него выпали ключи от машины. Он прошел по коридору и заглянул в комнату брата.
Билли сидел на полу рядом со своим мешком. На коленях у него лежала синяя жестяная коробка из-под табака с портретом Вашингтона, а на ковре — расставлены столбиками серебряные доллары.