— Ты же знаешь Гарри. После пары стаканов уже не разберешь, где заканчивается Шекспир и начинается он. И вот, когда мальчик входил, Гарри вставал со стула и, картинно вытянув руку, произносил: «Дамы и господа, позвольте представить — герцогиня Альба». В следующий раз это была «герцогиня Кентская» или «герцогиня Триполи». Вскоре многие стали звать мальчика Дачесом[7]. Потом и мы стали звать его Дачесом. Все до единого. И в какой-то момент никто уже не мог вспомнить, как его зовут на самом деле.
Фицуильямс поднял стакан и на этот раз знатно к нему приложился. Когда он поставил его, Эммет с изумлением увидел, что он плачет — слезы катятся по щекам, и он даже не пытается их вытереть.
Фицуильямс показал на бутылку.
— Это ведь он мне дал. Дачес, в смысле. Несмотря ни на что. Несмотря ни на что, он пришел сюда вчера вечером и купил мне целую бутылку моего любимого виски. Взял и купил.
Фицуильямс глубоко вздохнул.
— Его ведь отослали в исправительную колонию в Канзасе. В шестнадцать лет.
— Да, там мы и встретились, — сказал Эммет.
— А, понятно. А он тебе когда-нибудь говорил… Говорил когда-нибудь, как он туда попал?
— Нет, никогда.
Эммет взял на себя смелость налить им обоим еще виски из бутылки Фицуильямса и приготовился слушать.
Улисс
Мальчик уже прочел ему эту главу от начала до конца, но Улисс попросил прочесть ее снова.
В начале одиннадцатого — когда солнце уже село, луна еще не поднялась, и все в лагере разошлись по палаткам — Билли достал свою книжку и спросил, не хочет ли Улисс послушать историю Измаила, молодого моряка, который присоединился к команде одноногого капитана, преследующего громадного белого кита. Улисс никогда не слышал про Измаила, но не сомневался, что история будет хорошей. У мальчишки все истории были хорошими. Но, когда Билли предложил прочитать про эти новые приключения, Улисс, чуть смутившись, спросил, не прочтет ли он вместо этого историю его тезки.
Мальчик не раздумывал. При свете гаснущего костра Стью он открыл книгу ближе к концу и подсветил страницу фонариком — круг света внутри круга света в океане темноты.
Билли начал читать, и на секунду Улисс забеспокоился, что, поскольку Билли уже читал эту главу, он может начать пересказывать что-то или пропускать, но Билли, похоже, понимал, что, раз история стоит того, чтобы прочесть ее еще раз, она стоит и того, чтобы прочесть ее слово в слово.
Да, мальчик читал совершенно так же, как в вагоне, но слушал Улисс по-другому. На этот раз он знал, что случится. Знал, каких частей ждать с нетерпением, а каких — с ужасом. С нетерпением — того, как Улисс перехитрил циклопов, спрятав людей под овечьими шкурами; с ужасом — того, как его спутники из зависти развязали мешок с ветрами Эола, и корабль унесло с курса как раз тогда, когда на горизонте показалась родная земля.
Когда история кончилась, когда Билли закрыл книгу и выключил фонарик, а Улисс взял лопату Стью, чтобы засыпать угли, — Билли спросил, не расскажет ли Улисс свою историю.
Улисс взглянул на него с улыбкой.
— У меня нет книжек с историями, Билли.
— Необязательно рассказывать из книжки, — ответил Билли. — Можно рассказать от себя. Как тогда о войне. У вас есть еще такие?
Улисс повертел лопату в руках.
Истории о войне? Конечно, у него есть еще. Больше, чем хотелось бы вспоминать. Туман времени еще не смягчил его историй, и метафоры поэзии не осветили их. Они жили в нем — такие же яркие и мучительные. Настолько яркие и мучительные, что, стоило одной подняться на поверхность, как Улисс тут же закапывал ее — как собирался закопать эти угли. И если он с собой не в силах поделиться этими воспоминаниями, он уж точно не станет делиться ими с восьмилетним мальчиком.
Но просьба Билли была справедливой. Он великодушно раскрыл страницы своей книги и рассказал истории Синдбада, и Ясона, и Ахиллеса, и дважды — тезки Улисса. Он заслужил услышать историю в ответ. Тогда, отложив лопату, Улисс подкинул в костер полено и снова сел на шпалы.
— У меня есть для тебя история, — сказал он. — История о том, как я сам повстречался с владыкой ветров.
— Вы тогда путешествовали темным морем?
— Нет. Я шел тогда по земле, сухой и пыльной.
История брала начало на проселочной дороге в Айове летом тысяча девятьсот пятьдесят второго года.
За несколько дней до этого Улисс сел на поезд в Юте, собираясь проехать на нем по равнинам и Скалистым горам до Чикаго. Но на полпути через Айову его грузовой вагон перевели на запасной путь ждать другого паровоза, который должен был приехать бог знает когда. В сорока милях, в Де-Мойне, была станция, где можно было запросто найти другой поезд на восток, или на север — к Великим озерам, или на юг — в Новый Орлеан. С этими мыслями Улисс вылез из вагона и пошел пешком.
Пройдя с десяток миль по старой проселочной дороге, он почувствовал неладное.