Шотландия навсегда!

Молчание несколько затянулось, после чего Хьюго подхватил рюкзак и сделал шаг вперёд, покидая своё узилище. Монахи синхронно сделали шаг назад, причём один из них, на вид какой-то блёклый и серый, выронил свой посох, с глухим стуком упавший на камни пола. На лицах служителей церкви отражалась вся гамма чувств, которую вызвало столь неординарной событие, как появление незнакомца в склепе храма. Наш современник коротко поклонился стоявшему в центре монаху и сказал, тщательно подбирая слова:

— Ваше Высокопреподобие, спасибо за то, что освободили меня. Простите, что нарушил Ваш покой.

Поняв, что его не совсем поняли, Хьюго медленно произнёс то же самое на латыни, после чего перекрестился и произнёс "Во имя Отца и Сына и Святого духа…" С секундной задержкой монахи ответили "Аминь!" и также осенили себя крестом.

Очевидно, главный что-то для себя решил, поскольку произнёс: "Пойдём, брат Хьюго", повернулся и, постукивая посохом, направился из небольшого полутёмного помещения, в котором находился вход в склеп, вглубь большого светлого зала. Молодой человек отправился за ним, один монах пристроился сзади, а два других, взяв масляный фонарь, вошли в склеп.

Пока первый монах, которого Хьюго решил пока считать местным начальством, облачался к службе, наш современник с интересом осматривал то место, где он оказался. Храм не поражал воображение своими размерами, он был невелик, его стены были покрыты старой потемневшей росписью на библейские темы, а в лучах света, проходившего сквозь небольшие стрельчатые окна, были видны золотистые пылинки. Прямо над входом было большое стрельчатое окно — витраж, а над ним — небольшое круглое оконце, в котором ясно был виден кельтский крест. С другой стороны, у алтаря, стояла мраморная скульптура распятого Спасителя в позолоченном терновом венце, скульптурные изображения девы Марии с младенцем и каких-то святых обоего пола, задумчиво взиравших на мир.

В это время вернулись два монаха, проверявшие склеп. Один из них также стал облачаться к службе, а другой подошёл к начальству, что-то тихо доложил и быстро занял место напротив алтаря, опустил голову и начал перебирать чётки. Скрипнула дверь, Хьюго обернулся и увидел у входа ещё одного немолодого монаха, пришедшего в храм.

В это время закончились приготовления и началась утренняя служба. Вслушиваясь в слова молитв, наш современник отметил, что то, что он видит, несколько отличается от того, о чём он читал перед путешествием в прошлое. Даже латынь звучала иначе, нежели та классическая латынь, которую ему пришлось изучать, будучи студентом университета.

Чем дольше шла служба (а на взгляд Хьюго она тянулась очень долго), тем сильнее в нём боролись два противоположных чувства: желание поскорее разобраться в том, где и, главное, "когда" он оказался, и понимание того, что в "чужой монастырь со своим уставом не ходят", а уход со службы может серьёзно осложнить его положение. Тщательно изображая погружение в молитву и изредка возвышая голос на знакомых словах, он аккуратно рассматривал окружающую обстановку, пытаясь найти отличия от фотографий шотландских католических храмов, которые он видел в сети при подготовке к своему путешествию.

Внезапно две фрески справа от алтаря привлекли его внимание. На одной из них был изображён остров посреди моря, возле которого стоял корабль. На острове, на ложе лежала юная дева, рядом с ней некий святой с нимбом преклонил колени и возлагает на лоб девы руку. Вокруг этой центральной композиции стоят воины в доспехах и какие-то знатные (судя по яркости и пестроте одежд) придворные. На другой фреске святой поднимается по сияющей лестнице в небо, к всевидящему оку, а дева и воины, преклонив колени и сложив в молитве руки, глядят на него. Эта композиция фресок, так перекликающаяся с его путешествием в прошлое, настолько поразила Хьюго, что он перестал изображать погружение в молитву и даже сделал пару шагов в сторону, чтобы получше рассмотреть картины и латинский текст, шедший по их краю. Мысль о том, что здесь изображено ЕГО путешествие, заставило сердце его затрепетать, внезапно ему стало душно, он попытался развязать непослушными пальцами шнурок, стягивающий верх плаща, но чтобы устоять на ослабевших подгибающихся ногах, схватился рукой за ближайшую опору. Увы, сильнейшее напряжение последних дней, бессонная ночь и, особенно, последние часы в склепе лишили его последних сил, в результате чего Хьюго Дункан медленно сполз на пол, проваливаясь в обморок.

В себя он пришёл оттого, что кто-то брызгал ему в лицо водой, тёр руками уши и что-то спрашивал, почему то на латыни. Приоткрыв глаза, он как в тумане увидел лицо настоятеля, который что-то вновь и вновь ему повторял. Сквозь медленно возвращающееся сознание он смог понять только "Ты меня понимаешь?", после чего непослушными губами прошептал что-то похожее на "ergo sum". Услышав это, монах осенил себя крестом.