Шотландия: Путешествия по Британии

Я же, подобно броненосцу, упакованный с ног до головы в толстую, негнущуюся клеенку, прошел на нос и встал там, держась за веревки. Я наслаждался стремительным бегом корабля и нечаянными волнами, которые время от времени окатывали меня. На память мне пришли деревянные носовые фигуры, которые украшали старинные суда. Интересно, почему всем им придавали такое значительное и мрачное выражение лиц? На мой взгляд, они должны бы радостно кричать или петь удалые песни. Ведь ничто так не горячит кровь, как возможность стоять на носу судна. Какое это наслаждение — взлетать на гребень волны, а затем стремительно нестись вниз, слышать шум ветра и шипение волн, ощущать на лице соленую морскую влагу!

Когда я оглядывался и бросал взгляд поверх крутого юта, то видел корму, низко утопленную в море, а вокруг восхитительные бушующие волны. Нас сопровождали низко летящие, кричащие чайки и мечущиеся в вышине олуши, которые время от времени камнем падали вниз. Шкипер вынул трубку изо рта и что-то прокричал мне, но что именно, я не разобрал. В следующий миг все и так стало ясно: судно пошло вниз, вниз, в самые пенные глубины, а затем резко взлетело вверх, я оказался парящим в небе, и вдруг — бах! Меня окатило с ног до головы!

С левой стороны, далеко-далеко, вздымались крыши Абердина. Их вид пробудил во мне воспоминания о горячей ванне, и я почувствовал, как все мое существо потянулось туда, в объятия цивилизации. Но одновременно возникло и сожаление: мне не хотелось расставаться с траулером. Если бы я провел на его борту еще месяцок, может, мне удалось бы разговориться со стариной Джорджем. Впрочем, что толку жалеть понапрасну.

Однако до чего же крепкая и спаянная команда на этом судне! Теперь всякий раз, проходя мимо рыбной лавки, я буду вспоминать этих замечательных людей. Их и других таких же рыбаков, которые день и ночь без устали бороздят просторы Северного моря. В отличие от нас, горожан, они простые люди и имеют дело с простыми, изначальными ценностями. Они моряки в подлинном смысле этого слова.

Внизу в каюте, как всегда, бубнил «Голос мира», по нему шел детский час. Команда траулера не слишком-то прислушивалась к радио. Они часто чего-то не понимали — когда шла передача из Испании, Германии или Рима, и оживлялись лишь когда передавали сводки погоды, штормовые предупреждения или индекс цен на рыбу.

— Ого, — говорили они, — этот парень, что предсказывает погоду, наверное, очень умный. Он всегда оказывается прав…

А как-то раз вечером, когда господин премьер-министр произносил взволнованную речь и судьба нашей бедной страны, казалось, висела на волоске, кто-то из команды попросту выключил радиоприемник, оборонив при этом:

— Ты слышал, Алек? Пятнадцать шиллингов за крэн [24]. Для селедки это не слишком-то хорошо, а?

И вот настал момент, когда я снова стоял в своем синем джерси на абердинской набережной и энергично жал крепкие мужские руки.

— Давай как-нибудь снова к нам.

— С радостью. Как-нибудь…

Я сказал Шкиперу, что хотел бы угостить выпивкой членов экипажа.

— Никакой выпивки на корабле, — твердо ответил он.

— А что вы будете делать сегодня вечером?

— О, сегодня мы все идем в кино!

Я попытался представить себе эту картину — десяток здоровенных мужчин сидит в темном зале и следит за глупым, неправдоподобным сюжетом из совершенно чуждой им жизни. Это показалось мне абсурдным. Зрелище, столь же нелепое, как компания древних викингов, поглощающая шоколадное мороженое!

— Ну, удачи вам!

Я повернулся и с чувством смутного сожаления побрел прочь. В ушах у меня по-прежнему стоял неумолчный шум морского прибоя.

Глава одиннадцатая. Сокровища шотландской короны

Как были спасены знаки королевской чести Шотландии; описание церемонии вступления в должность нового капитана гольф-клуба «Ройал энд Эншент», равно как и любопытные сведения о Сент-Эндрюсе, Стерлинге, острове Инхмахолм и мои размышления по поводу выражения «проклятие Шотландии».

1

Абердин я покидал с четким ощущением, что зима уже на подходе. Штормовые ветры, основательно потрепавшие меня на просторах Северного моря, теперь добрались и до суши. Все дороги были засыпаны опавшими листьями, а ветер дул с неослабевающей силой. В нем чувствовалось леденящее дыхание севера, предвещавшее близкие морозы и обильные снегопады.

— Кусачий ветер, — сказал о нем один из жителей Абердина, и я в очередной раз подивился богатству и меткости шотландского диалекта. Именно кусачий! От этого слова веяло беспощадным холодом морозильной камеры — да так, что мурашки пробегали по коже. Будь моя воля, я бы выгравировал это жуткое слово на табличке и поместил на Северном полюсе.