Шотландия

Но о деле никто не забывал. Когда парламентарии принесли присягу и расселись на синих стульях, сэр Дэвид Стил был избран спикером, опередив националиста Джорджа Рейда (восемьдесят два голоса против сорока четырех). Мистер Рейд, друг сэра Дэвида на протяжении более сорока лет, стал одним из заместителей спикера. Шотландия была и остается маленькой страной — и что с того?

Вчера на Королевской Миле изумленные туристы спрашивали, что, собственно, происходит и стоит ли к этому присмотреться. Журналисты желали узнать, достигли ли либерал-демократы и лейбористы соглашения, и если да, то какого именно. Местные жители с застенчивым любопытством наблюдали за возрождением парламента во временном приюте под укоряющим взором статуи Джона Нокса. Если историческое событие можно творить походя, без излишней суеты, это и есть шотландский путь.

На это кое-что намекало. Продуманное и достойное предложение мистера Канавана, чтобы спикера избирали прямым, а не тайным голосованием, например, было отвергнуто. Доктор Юинг нарушила вестминстерские традиции, обращаясь к парламентариям по именам. В черно-белом коридоре Дворца конгрессов, который незамедлительно превратили в фойе, весело общались между собой политические конкуренты. Отсутствие помпы почти дезориентировало.

Маленький парламент маленькой страны не стремился никого копировать. Отсутствие политтехнологов замечалось уже потому, что они хранили молчание. Да и что они могли сказать в этот день? Многое изменилась в последующие месяцы и годы, однако начинался новый шотландский парламент с честных намерений.

Мистер Дьюар отстаивал собственную веру и воззрения Джона Смита. Мистер Канаван защищал свои принципы, мистер Шеридан — народ, мистер Сэлмонд — новую нацию, мистер Харпер — планету, мистер Маклетчи — унию. Шотландия была представлена мужчинами и женщинами всех возрастов, от 69 до 25 лет. Вдоль по Королевской Миле прибыли в старый город и старую страну новая политика и новая демократия.

Слишком просто ныне быть циничным. Вчера и правду произошло нечто знаменательное, на сей раз не возникло чувство неловкости, зато присутствовало ощущение чистоты намерений.

Процесс поведет нас только туда, куда мы сами захотим пойти. И на этот раз мы не можем сказать, что уже все видели. Вчера, на мгновение, Эдинбург стал единственным проблеском грядущего мира.

Под софитами белые розы отливали желтизной, и мы никак не могли вспомнить все слова, которые они призваны пробуждать в памяти. И не важно. Цветы были эмблемой националистов, которая в тот день нравилась всем. Хью Макдиармид (Кристофер Мюррей Грив) написал шестьдесят пять лет назад, в другой Шотландии — в той же самой Шотландии:

Из многих одна, лишь одна, всегда мне поможет,
Шотландии белая роза,
Что пахнет и горько, и сладко — и сердце тревожит.

Шон Коннери: панорама жизни Ричард Демарко

Шон Коннери, эдинбургский молочник, который стал кинозвездой, сделал себе имя пароли суперагента Джеймса Бонда. Не так давно он стал сплачивающим символом политических устремлений Шотландской национальной партии. Коннери — друг детства художника и импресарио Ричарда Демарко.

Шестьдесят лет назад я знал его как Томми Коннери, он был эдинбургским школьником, на месяц моложе меня самого. Мы родились недалеко друг от друга, в кварталах близ эдинбургского Вест-Энда. Я был старшим из трех сыновей, рожденных моими родителями, Кармино и Элизабет Демарко, известными друзьям как Авто и Сисси. Он был старшим из двух сыновей, рожденных Джозефом и Юфимией Коннери, известных друзьям как Джо и Эффи. Я появился на свет в частном роддоме и был привезен в комфорт нового бунгало моих родителей, со спальней, подготовленной специально для меня, в фешенебельном предместье Рэвелстон, и с няней, чтобы помочь моей матери оправляться от родов.

Томми Коннери родился в двухкомнатной квартире в одном из многоквартирных домов Фаунтинбриджа, индустриального района рядом с гаванью Юнион-Кэнал. В этой части Эдинбурга остро пахло солодом с пивоварен и резиной с фабрики. Юфимия Коннери принесла новорожденного сына в уют, который обеспечивал верхний ящик спального гардероба.

Коннери прожили в Фаунтинбридже все детство и юность Томми, и этот факт в немалой степени повлиял на Томми Коннери, поскольку он был вынужден преждевременно покинуть школу. Его родители, как и мои собственные, пострадали от экономической депрессии, так что у них не было средств, чтобы отправить сына в старшую школу или нанять ему домашнего учителя.