Шотландские замки. От Эдинбурга до Инвернесса

Тем временем на эту суровую шотландскую скалу снисходит легкое, едва узнаваемое эхо Тюильри. Есть в нем что-то светлое, по-детски трогательное. Но кто из тех грубых, настороженных людей, что собрались в замке Стерлинг, способен ощутить и понять пафос момента? Кто в состоянии разглядеть за намеренно экстравагантной обстановкой празднества тоску молодой женщины, чье сердце рвется в прошлое, к более счастливой жизни? Сегодня Мария намерена веселиться. Она чествует самого дорогого человека на свете, ребенка, которого носила под сердцем, наследника шотландской и английской короны, своего сына Джеймса. И делает это в своей обычной очаровательной манере — на французский лад. Заморская красота и изящество ненадолго облагораживают лицо старого мрачного замка: окна его сияют так ярко, что могут поспорить светом со звездами. Даже горцы, живущие на самом краю Хайленда, в ясные ночи могут разглядеть Старый Стерлинг — как в добрые минувшие времена, он светится, словно охваченный пламенем. Что касается горожан, то они ночь за ночью вынуждены слушать чужую, непривычную музыку — глуховатый голос гобоев, нежное пение скрипок и высокие переливы флейт. На семнадцатый день состоялась торжественная церемония крещения.

Шотландские бароны выстроились в два ряда, образовав таким образом почетный коридор от дверей детской до самого входа в Королевскую часовню. Каждый из них держит в руках круглую подставку для свечи. В зале раздаются торжественные латинские гимны. Возле открытых дверей часовни стоит архиепископ Сент-Эндрюсский — в митре и с золотым епископским посохом. За его спиной поднимается частокол пасторских жезлов и сверкающих золотом распятий. Раскачиваются кадила, насыщая холодный воздух сладким запахом ладана. Чуть поодаль, в полутьме часовни стоят в блестящих парчовых одеяниях епископы Дункелда, Росса и Дунблейна; там же виднеется бритая макушка приора Уиторна. Все терпеливо ждут.

И вот наконец в начале коридора появляется Мария Стюарт. Она медленно идет во главе процессии — последней в своей жизни королевской процессии. Счастливую мать сопровождает его превосходительство посол Франции: де Кроку доверено нести крошку-принца; рядом с ним вышагивает графиня Аргайл, представляющая на этой церемонии королеву Англии. Тут же присутствует граф Атолл. Граф Эглинтон идет с бочонком соли в руках. Лорд Росс несет купель и чашу. Из двенадцати шотландских графов лишь двое — Атолл и Эглинтон — последуют за королевой в часовню. Лишь три шотландских барона нашли в себе мужество войти в католическую церковь и участвовать в крестинах своего принца.

Архиепископ и епископы встречают процессию у дверей часовни и ведут ее к алтарю.

Мюррей, Босуэлл и другие убежденные протестанты остались возле открытых дверей. Они наблюдают за церемонией, но пока еще не знают, что вот сейчас на их глазах происходит последняя встреча короны и митры. Больше на территории Шотландии сойтись им не суждено. Тут же, на пороге часовни, стоит и граф Бедфорд, добрый англичанин. Он тоже смотрит во все глаза, но не осознает, что является свидетелем исторического момента — крещения первого английского короля из династии Стюартов. Ну и, конечно, Джон Нокс тоже здесь, как же без него… Стоит мрачный, негодующий. Запах католического фимиама вызывает у него отвращение, но Джон Нокс не уходит. Он выжидает.

Младенца опустили в золотую купель (она и вправду оказалась маловата для него), окрестили и нарекли именем Чарльз Джеймс. Дело сделано, малолетний принц посвящен в католическую веру. Но произошло это в протестантской купели! Таким образом Джеймс VI впервые познал характерный вкус Англии.

Торжественность момента нарушает чей-то плач. (Полагаю, за эту неделю в Стерлинге пролилось немало тайных слез — достаточно, чтобы окрестить не одного, а сотню принцев.) Выглянув в окно, гости замечают нищего, который сидит у ворот замка и просит милостыню. На коленях он держит маленькое чудовище — ребенка с непомерно большой головой. Уродец поминутно валится то в одну, то в другую сторону. Мужчина же, не отрываясь, глазеет в распахнутые ворота: ему интересно посмотреть, как крестят принца. Вот откуда доносится плач. В зале шушукаются: наверняка дурная примета! Джон Нокс тоже наблюдает за сценкой, но ему и в голову не приходит плакать. Мысленно он делает себе зарубку на память…