В Перте обнаружилась масса симпатичных девушек. Как мне объяснили, они целый день занимаются тем, что красят британскую одежду. По вечерам же им, очевидно, нечем заняться, кроме как прогуливаться по главной городской улице. Так они и ходят туда-сюда под ручку, пока — в некий таинственный миг — не вспоминают о родном доме и не исчезают бесследно.
Мне не советовали ехать в Перт, говорили, что там мне не понравится. Но я взял себе за правило не обращать внимания на подобные пророчества, и, как выяснилось, был прав. В Перте следует побывать хотя бы для того, чтоб ощутить особую атмосферу этого города. Помнится, в свое время я очень удивился, прочитав у доктора Макфарлана в его «Путешествии», что Перт пропитан «радостным духом провинциального английского городка». Непонятно, откуда Макфарлан это взял. Здесь действительно царит дух веселья, но он такой же шотландский, как и тарелка супа кокалики или горячая овсяная лепешка.
Ветры Хайленда дуют над Пертом денно и нощно. И голос «Пэйрта» (как его здесь называют) есть истинный голос Шотландии! С этим городом связаны первые упоминания о кланах. Попробуйте заговорить о Перте, и вам сразу же расскажут о славной битве на Северном Лугу, в которой участвовали по тридцать воинов со стороны клана Хаттан и клана Кей. Кому же придет в голову сравнивать Перт с провинциальным английским городком? С таким же успехом вы можете обрядить горца в гамаши и обозвать его девонширским мужланом!
Находясь в Перте, вы постоянно помните, что это ворота в дикие, неисследованные земли: отсюда уходят дороги на Питлохри, Драмтохтер, Блэйргоури и Спиттал-оф-Гленши. По ночам, когда шагаете по тихим каменным улочкам города — вполне современным, но сохранившим воспоминания о древнем Перте, — вы ощущаете слабый запах вереска, который ветры приносят с далеких холмов Хайленда.
Особую прелесть Перту придает река Тей, которая весело, переливчато журчит под своими мостами. Римские легионы Агриколы любовно называли ее шотландским Тибром.
Вы замечали, что большинство старых городов, которым в прошлом довелось играть важную роль в истории своей страны, и в наши дни сохраняют важный и значительный вид? Эта атмосфера солидности, спокойствия и уверенности в значительной степени присуща и Перту. Нет более захватывающего занятия, чем бродить по городу в поисках примет далекого и величественного прошлого. Попав в Перт, например, обязательно сходите посмотреть на прекрасное современное здание административного совета. Оно выстроено на месте старинного замка, с которым связана одна из самых жгучих тайн шотландской истории — тайна заговора Гаури. По свидетельству Эндрю Лэнга, известного мастера литературных расследований, еще четыре поколения назад одна пожилая шотландская леди говаривала: «Отрадно думать, что в день Страшного Суда мы наконец-таки узнаем всю правду о заговоре Гаури».
В Шотландии эта история не менее знаменита, чем Пороховой заговор у нас, в Англии. Однако подозреваю, что большинство моих соотечественников лишь мельком слышали (если вообще слышали) о заговоре Гаури. Поэтому позволю себе в самых общих чертах пересказать события тех далеких дней.
Дело происходило во вторник, пятого августа 1600 года. Ранним утром король Джеймс VI во всем великолепии — в новом камзоле из зеленого английского сукна, ботфортах с бархатными отворотами и чулках, богато украшенных серебром — покинул дворец Фолкленд и отправился на охоту. По дороге его нагнал мастер Рутвен, брат графа Гаури, и поведал странную историю. Якобы накануне неподалеку от их замка задержали мужчину с целым горшком золотых монет. Не желает ли король заехать в замок Гаури и лично допросить незнакомца? Джеймс любил золотые гинеи — почти так же сильно, как ненавидел иезуитские заговоры. А здесь, по счастливой случайности, присутствовали оба элемента, ибо в незнакомце подозревали католического шпиона, который, ясное дело, заявился в страну с подстрекательскими целями. Король немедленно заглотнул наживку, ведь он просто обожал все таинственное. Воистину, если б этот монарх жил в наши дни, то стал бы самым преданным поклонником Эдгара Уоллеса. Он пообещал приехать в Гаури-хаус, как только подстрелит своего оленя.