Шотландские замки. От Эдинбурга до Инвернесса

Для этого человека Шотландия воплощала в себе все самое прекрасное и романтическое на свете. Не удивлюсь, если он много лет планировал путешествие сюда. И, наверное, скептицизм его дочурки выработался как противодействие чрезмерному отцовскому энтузиазму. Но сейчас он спокойно сидел рядом со мной и говорил ровным голосом — так хороший гребец работает на длинной дистанции. Он рассказывал, что впервые приехал в Шотландию, вернулся, чтобы оживить целую кучу воспоминаний его отца, дедушек и бабушек. И чем дольше он говорил, тем теплее становился его тон, холодное выражение глаз куда-то испарилось, уступив страстному желанию поделиться своей радостью.

— Предки мои из Перта, — говорил он. — Приехали где-то в сороковых годах. Мы сами принадлежим к одному из септов клана Макдональдов.

— У вас славная тартана, — заметил я, бросив лукавый взгляд на девушку.

— Вот свинья, — пробормотала она вполголоса.

— Мне кажется, — продолжал ее отец, — здесь уже не осталось никого из нашей родни. Однако я точно помню: отец говорил, что дед похоронен в Перте. Так здорово наконец-то оказаться на родине…

И он застенчиво улыбнулся. Мне понравился этот тихий американец. Какая жалость, что он не оставил своих женщин в Париже! Он не такой, как они. В его жилах еще жива та самая капелька шотландской крови, которая бурлит и волнуется, и порождает непонятное ему самому томление. Интересно, подумал я, многим ли из этих скитальцев повезло обнаружить свои корни. И не только обнаружить, но и признать.

Вскоре вся семейка уселась в огромный автомобиль и скрылась в направлении Эдинбурга.

Солнце все еще висело над Мелроузским аббатством. На кладбище мне повстречался человек, отличавшийся крайне меланхоличным хобби — он коллекционировал эпитафии. Желая, очевидно, похвастаться последним приобретением, он провел меня к старому надгробию из красноватого камня, на котором виднелись полустертые строки. Не без труда я сумел прочесть следующее посвящение:

Прах ложится к праху,
Как золото на дно.
Прах ложится к праху,
Как заведено.
Из праха вознесутся
Замки и ворота.
Из праха вековая
Сбудется мечта.

11

На мой взгляд, Драйбург является самым прекрасным из всех четырех аббатств. Оно лежит в излучине реки Твид, там, где русло делает крутой изгиб, образуя небольшой уютный островок. Драйбург практически со всех сторон окружен широкой лентой коричневатой воды. Уверен, что здешние монахи никогда не испытывали недостатка в форели и прочей рыбе. Аббатство стоит в окружении высоченных ливанских кедров, завезенных в Англию еще рыцарями-крестоносцами. Красотой и древностью с ними могут поспорить наши родные тисовые деревья, некоторым из них, по слухам, больше семи веков.

В Шотландии издавна существовала традиция паломничества в Драйбург. Это и неудивительно, ведь здесь покоится прах Вальтера Скотта, величайшего из сынов Приграничья. По моему твердому убеждению, в Англии нет и не может существовать такой страстной литературной привязанности, какую демонстрируют шотландцы по отношению к своему Скотту. Они испытывают к нему непреходящее чувство благодарности. Ведь Вальтер Скотт сумел силой своего творческого воображения выразить и обессмертить все то, за что местные жители любят Приграничье.

Когда я слышу, как высоколобые умники болтают про «страну Вордсворта» или «страну Лорны Дун», мне хочется взять их за шиворот и хорошенько окунуть в ближайший пруд. Другое дело страна Скотта — она действительно существует, это не надуманное понятие. Вальтер Скотт был и навечно останется королем Приграничья. При одном только взгляде на Эйлдонские холмы или на протяженные пустоши Ламмермура в памяти неминуемо встает его образ. Что касается меня, то стоит мне лишь услышать журчание пограничного ручья или увидеть, как утренний туман стелется по поверхности Твида или Тевиота, как я сразу вспоминаю Вальтера Скотта. Никто — ни до него, ни после — не знал Приграничье так хорошо и не писал о нем с такой любовью.

Рядом с гробницей писателя находится и место захоронения графа Хейга. Выглядит оно довольно примечательно: на свежем дерне круг, образованный цветущими фландрскими маками, а в центре — простая плита, на которой указано лишь имя почившего. Это стандартное военное надгробие для рядовых солдат, и граф сам выбрал его для своей могилы.

В Драйбурге царила атмосфера безмятежного покоя. Полуденную тишину нарушал лишь шорох волн Твида, монотонная песенка дрозда в ветвях ближайшего тисового дерева, да незатейливые звуки шотландской деревни, время от времени приплывавшие со склонов Бемерсайда.

12

В Галашилс я прибыл с последними лучами солнца. На западе догорал закат, на улицах уже зажглись уличные фонари, и под ними прогуливались стайки миниатюрных симпатичных девушек. То там, то здесь над крышами домов торчали печные трубы — они вздымались в небо подобно уродливым растопыренным пальцам.