Шоу

Да, вот так трещат по швам мои кожаные одеяния! Слышишь? Так стучат мои ставшие металлическими ноги! Да, вот оно, дребезжит высоко вздернутое над манежем кольцо… Если ты не придешь, я могу рухнуть с этих заоблачных высот из-под самого купола – и Шоу не простит тебе этого…»

И услышав долетавшие до нее мольбы, она приходила, всякий раз приходила. Ей казалось – за тем, чтоб наблюдать пантомимы и клоунады, которые будоражили, бодрили, заводили её. А на самом деле – чтобы исполнить его команду: быть здесь. «Чтоб я видел твое лицо – всего лишь бледное пятно в обрамлении копны медных волос. Чтоб чувствовать тебя на расстоянии пятидесяти метров, по диагонали, на двух концах рассекающей манеж биссектрисы. И выполнить непреодолимое – осуществить нашу связь. Взять тебя…

Мы все давно уже поняли, что ты – и Лего… Что он всё сделал, чтобы вернуть тебя: создал Шоу, нашел всех нас, долгие четыре года учил и тренировал, отрабатывая каждый трюк – чтоб однажды именно Ты пришла и увидела. Да, я понимаю Лего – потому что и мне хочется видеть, как горят Твои глаза, как Ты трепещешь от внутреннего восторга, как Ты готова вознестись под купол вместе с нами – не туда, куда можно долететь материально, а на самый пик сердечного луча, где и находится Вечное Блаженство…»

…Лего был первым, кто заметил их магнетическую связь. Хотя и не последним. Конечно, он не подал вида. Просто стал подыгрывать, по-мужски солидаризовался с Кином в борьбе за ее сердце. Ведь он его любил – как любил всех своих мальчиков. Не той любовью, в которой его проще всего заподозрить, учитывая круг общения и образ жизни. Кин для него был всем: без Кина Шоу не было бы. Держа его в ежовых рукавицах, он при этом позволял Кину всё, и сам делал всё возможное, чтобы пребывание в Шоу было для того максимально комфортным: отдельная квартира и лучший номер в отеле, дорогие подарки и самая высокая зарплата, длительный отпуск и возможность сниматься в сериалах.

Всё это, меж тем, ничего не значило для Кина: он был адреналиновый наркоман. Как альпинист покоряет вершину за вершиной, взбираясь всё выше и выше в разреженном воздухе, рвя легкие, кожу и сухожилия, так и Кин переходил от одной опасности к другой, забирая всё больше и больше риска. Когда это начинало походить на сумасшествие, Лего его останавливал и запрещал делать новый трюк.

Но заподозрить Кина в наркомании – пусть и столь редкой, как адреналиновая зависимость, – будет не всей правдой. Или даже будет неправдой. Его, как всякого настоящего мужчину, увлекал сам процесс покорения, само завоевание, мужество, которого так мало осталось на этой земле, выражавшееся в том, чтобы доказать самому себе – ты это сделал. Таково было его предназначение.

Его поступки всегда были невероятными, но это не было кромешным безотчетным бесстрашием, от которого мало проку – ведь оно опасно для жизни. Его бесстрашие было Жизнью, самым смыслом существования.

Поэтому Лего любил Кина и завидовал ему: не потому, что сам не смог бы так. Ведь ему тоже приходилось проявлять мужество, хоть и по-другому: борцу шоу-бизнеса не легче, чем борцу сумо. Просто Кин был абсолютно чистым и светлым человеком. Хотя очень юным, дерзким и лукавым. В нем не было ни грамма цинизма и пошлости. И еще – он всегда шел до конца. Для Лего именно в этом заключалась правда. Когда-то Лего признался Виэре, что так говорила бабушка, которая его воспитывала: взялся – доведи до конца. На протяжении жизни он не раз убеждался: такому напутствию достаточно трудно следовать.

Из любви к Кину Лего готов был поступиться даже женщиной, может быть, единственной, которую любил. Трезвым умом он понимал: разница в возрасте и упрямство обоих вряд ли позволит разыграть партию с благополучным исходом. Но было очевидно: они похожи – как правое и левое. Как высокое и низкое. Как черное и белое . Они будто из одного небесного теста. Земное воплощение инь и ян. Всё, что между ними, – промежуточные звенья, не более. И натянутая цепь звенит на всю планету. Но по двум ее концам люди определяют истинное положение частей света.

В какой-то момент Лего почувствовал даже, что и сам получит какую-то немыслимую радость, когда всё произойдет. Может, в другой жизни он был сводней? Ему вообще доставляло удовольствие представлять Виэру в объятиях другого – такой своеобразный завиток любви.

Что это предопределено, Лего не сомневался. У него было дар программирования – и смутно он задолго до встречи предчувствовал цепь событий, связанных с Виэрой. За много дней до ее появления в Шоу. Теперь приходилось только насыщать костяк фрагментами реальности и наживлять на скелет мясо происходящего. Так обычно бывает у режиссеров: сначала постановка им снится.

И теперь Лего мог смело заключать пари с обитателями офиса. Ведь все заметили частые приходы Кина и взгляды, которые оба бросали друг на друга, это взаимное влечение, в котором так много радостного даже для посторонних. Ведь и они тогда тоже оказываются в поле притяжения и заряжаются чистой энергией живого чувства.