Шоу

– Ну, вот, теперь кое-что понятно… – в конце концов, произнесла Виэра. И, повернувшись к Кину, поблагодарила: – Спасибо, что тебе удалось. Хочешь пива, или , может быть, виски?

– Спасибо, у меня есть.

Он достал из кармана маленькую баночку «Red Bull».

– Ты же тренируешься, тебе нельзя.

– Теперь «каплю» не делаю – можно позволить себе расслабиться.

– Хочешь, я поговорю с Лего?

– Не надо, переживу.

Ну и к лучшему. Она, как и все остальные, не поддерживала историю с черной повязкой. Кроме того, что это было чистое безумие, она была верна корпоративной этике и никогда не осмелилась бы ставить под сомнение решение руководителя.

– Завтра про тебя приедут снимать передачу, ты готов?

– А что там нужно будет?

– Ну, решено рассказать о твоей судьбе – как ты пришел в Шоу совсем юным, как добивался роли – сначала одной, потом других. Все будут снимать – все твои трюки, переодевания, ту же «каплю», кстати. Причем они хотят повесить на тебя мини-камеру на тот момент, когда ты падаешь из-под купола вниз. Чтоб максимально достоверно было: таких кадров, я думаю, никогда еще не было.

– Я готов.

Он встал спиной к окну. За ним издевательски мигнула вывеска: rаеl cun…

– Им особенно понравился тот эпизод, где ты выхватываешь из рядов зрителей девушку и летишь с ней над залом. Журналистка хочет сама с тобой полетать, и сказать в полете заветный стенд-ап.

– А вы не хотите? Со мной полетать?

– Не хочу.

– А почему? Боитесь? – он посмотрел прямо на нее. Обычно он не осмеливался встречаться с ней глазами.

Виэра давно заметила, правда, не всегда делала из этого далеко идущие выводы – так ведут себя люди, которые говорят неправду или делают что-то опасное для своего визави. Вообще, на прямой ответный взгляд отваживаются очень немногие люди, если они, конечно, специально не тренируются…

И тут она соврала:

– Я ничего не боюсь.

И это в тот момент, когда при одной мысли о том, что ей пришлось бы в обнимку с Кином пролететь на огромной высоте, у нее всё холодело внутри…

– А что тогда вам мешает? Думаете, судьба может сыграть злую шутку, оборвется пояс, или ребята не удержат канат?

– А такое может быть?

– Еще как! Сколько раз бывало! Вот вчера, например, я не стал выдергивать зрителя, потому что пояс как раз порвался…

– Боже мой! Каким безумием вы занимаетесь!

– А вы? – кивнув на уснувший экран компьютера, с некоторым даже вызовом спросил Кин.

– Я ничем подобным больше не занимаюсь, – отчеканила Виэра.

– Тогда зачем этот диск, фотографии, материалы?

– Мне прислали это по почте.

– Чтобы что? – с неподдельным интересом спросил Кин.

– Вот этого я и не поняла. А главное, я не поняла, кто и зачем это сделал…

Она медленно закурила сигарету, хотя обычно курила в душе, чтоб не загрязнять воздух.

Кин повел носом. Встал, прошелся по комнате. Она опять заметила, что он слегка прихрамывает.

Он подошел и встал сзади. Спросил:

– А вы останетесь в Шоу? Поедете с нами дальше?

– Еще не знаю. Не решила…

Чтобы ответить ему, Виэре пришлось повернуться на стуле. Он смотрел вниз, поигрывая цепочкой от плеера.

– Ты, оказывается, неглупый парень. Я почему-то думала, что такие трюки мозги напрочь вышибают.

Он как-то неопределенно хмыкнул. И направился к двери.

– Ты уже пошел? – спросила Виэра.

– А что, можно остаться? – резко отпустив дверную ручку и обернувшись, спросил Кин.

– В общем, да! – прямо посмотрев ему в глаза, сказала Виэра.

После этого, по ее мнению, должны были последовать неорганизованные объятия и поцелуи. Ей почудилось, или действительно из его зеленых глаз в этот момент посыпались искры?

Искры рассыпались впустую. Пауза затянулась. Он даже к ней не прикоснулся.

Чтобы разрешить ситуацию, она вышла из комнаты в туалет. Там закурила сигарету и дождалась, пока за ним закроется дверь.

– Вот это да… – вслух сказала себе Виэра после того, как смачно щелкнул замок. – Ну что ж, бывает, – тряхнув волосами, утешила она себя. – Вернемся к нашим баранам.

И вновь прильнула к компьютеру, теперь уже внимательно рассматривая все фото, вчитываясь в тексты.

«Две сцепленные в железный замок ладони, обрубленные чуть повыше кисти, уже никогда не разожмутся и не обнимут любимого, не погладят ребенка по голове, не протянутся для дружеского пожатия. И сердце, повисшее на кусте, словно распластанная медуза, разбросав сосуды, как щупальца, уже никогда не наполнится болью или любовью и не забьется другому сердцу в унисон…