Начинаются приготовления к новой поминальной службе. Для Иезекиля она здесь наверняка будет не последней. Я забираю его в женский барак и усаживаю на койку рядом с собой. Грета ни на секунду не оставляет нас. Иезекиль тоже не отходит от меня ни на шаг, я все время между ними, как кусок сыра между ломтиками хлеба.
Мальчик быстро осваивается и начинает заваливать меня вопросами о цирке. Я не вру, но и не говорю всей правды.
О самых неприятных вещах я молчу, а их больше, чем хороших, так что сказать мне особо нечего. Просто рассказываю об огнях, музыке и костюмах, шуме толпы и о том, как он выступит, самым естественным образом.
Входит Амина. Она улыбается Иезекилю.
— Все вот-вот начнется, — мягко говорит она мне.
Что же мне сказать этому маленькому мальчику? Как, черт возьми, я объясню ему, что происходит?
Я не могу этого сделать.
Эти дети нуждаются в том, чтобы я была сильной, но я не уверена, что у меня хватит сил. Я не могу пойти и сесть там, между ним и Гретой. Не могу. Я больше не могу быть сильной.
Внезапно я чувствую, что мне нечем дышать. Грудь быстро поднимается и опускается, я задыхаюсь, судорожно хватая ртом воздух.
Я поднимаю голову, чувствуя, что впадаю в истерику, и замечаю Амину. Она встревоженно смотрит на меня.
— Грета, — говорит она, — я собираюсь проверить синяки Хоши. Вы, двое, оставайтесь здесь, а я вернусь через минуту.
— Но я тоже могу пойти.
— Мы скоро вернемся, — обещает она девочке.
Амина обнимает меня, выводит из комнаты и провожает в лазарет.
— Сделай глубокий вдох, — советует она. — Вот так. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Сосредоточься на своем дыхании. Успокойся. Дыши спокойно и глубоко.
Постепенно я чувствую, что мое дыхание замедляется.
— Я не знаю, что происходит, — задыхаясь, говорю я. — Мне не хватает воздуха.
— Приступ паники, — говорит она. — Этот день был слишком жестоким для тебя. Сядь и посиди спокойно, ты скоро почувствуешь себя лучше.
Я не могу рассказать ей, что случилось с Вивьен Бейнс.
— Все нормально. Со мной все будет хорошо. Извини, — говорю я. — Это последнее, что тебе нужно.
— Это не твоя вина, Хоши.
За дверью звучит печальная песня. Началась траурная церемония.
— Пора, — говорит она.
Внезапно я ловлю себя на мысли, что не смогу сидеть там со всеми, зная, что завтра они будут оплакивать меня.
Мое дыхание снова учащается. Я прижимаю руки к горлу, отчаянно хватая ртом воздух.
— Тише. — Амина растирает мне спину. — Все в порядке, Хоши, — говорит она. — Тебе не обязательно идти туда, ты можешь остаться здесь. — Она постепенно умолкает, я начинаю дышать медленнее. В конце концов мне удается заговорить:
— А как же поминальная служба?
— Ты плохо себя чувствуешь.
— А как же Грета? А Иезекиль? Я нужна им.
— Я скажу им, что тебе нездоровится. Ты можешь остаться здесь. Я позабочусь о них; с ними все будет в порядке. Грета может спать рядом со мной, а Эммануил присмотрит за Иезекилем.
— Анатоль мертв, — говорю я. — Это неуважительно — пропустить прощание с ним.
— Это не так. Он поймет. Ты сделала все, что могла, теперь тебе нужно отдохнуть. Смотри, — указывает она на кровать. — Мне даже удалось найти чистые простыни.
— Я не могу, — говорю я. — Это эгоистично. Со мной все хорошо.
— Распоряжение медсестры, — говорит она, строго положив руку на мое плечо. — Оставайся здесь сегодня вечером. Отдыхай. Я не приму никаких возражений.
Она мягко, но решительно подталкивает меня к кровати, заставляет прилечь, вытягивает мои ноги и кладет подушку под голову.
Это приятно — позволить ей взять контроль над ситуацией. Я покорно киваю.
— Хорошо, — говорю я. — Договорились.
Песня скорби становится все громче. Амина встает.
— Постарайся уснуть, — говорит она и накрывает меня простыней. Затем выходит из комнаты и тихо закрывает за собой дверь.
Бен
Я снова смотрю на лицо Хошико на экране. Я обещал ей. Я сказал, что спасу ее, и я сделаю это. Пока что я даже не представляю как, но стараюсь об этом не думать. В данную минуту есть вещи и поважнее, например, побег из дома. Похоже, сейчас самый удобный момент. Почти полночь, все, кроме охраны, наверняка спят. Я одеваюсь во все черное — черные джинсы, черную футболку и хватаю все деньги, что у меня остались.
Систему безопасности у нас установили лишь пару лет назад, после похищения, и ее практически невозможно обмануть. Она распознает все: цвет радужной оболочки глаза, отпечатки пальцев, голос и даже движения тела.
Самая хитрая ее часть — та, что распознает голос. Ее наличие означает, что ни при каких обстоятельствах никто нас не заставит покинуть дом принудительно. Пароли меняются каждую неделю, и есть стандартный пароль и экстренный пароль на случай чрезвычайной ситуации. Если с нами что-то случится, — нападение или что-то вроде того, — достаточно произнести второй пароль, и в считаные секунды наш дом уже будет кишеть полицией.
Вся эта технология, все эти хитрые примочки служат одному: сделать наше жилье неприступным. Но есть и один просчет: разработчики системы ставили своей целью не впустить сюда Отбросов и не думали о том, чтобы кого-то отсюда не выпустить.