Рид впился в По безотрывным, напряженным взглядом.
– Сначала мне нужно кое-что спросить у тебя, По. И я хочу, чтобы ты был честен.
– Мне нечего скрывать, – ответил По.
– Ты уверен?
По колебался.
– Уверен.
– А что случилось в деле Пейтона Уильямса?
– Ты же знаешь, что случилось! – отрезал По.
– Знаешь, эта твоя инспекторша у меня выспрашивала. Хотела узнать, почему ты не остался, не боролся с обвинениями. Почему ты молча позволил всем вытирать о тебя ноги.
– И что же ты ей сказал? – уже менее уверенно спросил По.
– Я сказал ей, что ты изо всех сил пытаешься примириться с тем, что твой промах стоил человеку жизни.
По кивнул.
– Я, конечно, солгал, – продолжил Рид.
По выдержал его пристальный взгляд.
– Но что случилось на самом деле, По?
– Это был мой промах.
– Ты никогда не ошибаешься. – Рид сделал паузу. – В тебе есть какая-то тьма, По. Жажда справедливости, выходящая за обычные рамки. Она есть у нас обоих. Вот почему мы были друзьями все эти годы.
По не ответил. Рид сверлил его взглядом, и он, не выдержав, опустил глаза.
– Тилли рассказала мне, как ты избил парня, который издевался над ней в офисе в Хэмпшире…
– Я едва его…
– И как ты серьезно ранил одного из тех пьяниц в баре в «Шап-Уэллсе».
По молчал. Он знал, что оба инцидента можно было уладить иначе. Джонатан назвал Брэдшоу дауном в комнате, полной свидетелей, – его все равно уволили бы, – а эти идиоты в баре остановились бы, как только он показал бы им свой значок NCA.
Вместо этого он выбрал насилие.
Рид был прав. По находился в состоянии перманентного внутреннего гнева задолго до того, что случилось с Пейтоном Уильямсом. «Черная стража» стала его временной отдушиной, но в армии для него не было интеллектуальных вызовов. Вскоре ему стало скучно. По никогда не осмеливался заглянуть слишком глубоко в первопричину этого явления. Вместо этого он им пользовался. Это давало ему преимущество. Способность видеть в тени. Она позволяла ему делать то, чего другие бы не смогли. Она спасала жизни.
– Пока ты не столкнешься лицом к лицу с демонами, которых там прячешь, – сказал Рид, указывая на голову По, – они будут толкать тебя на все более экстремальные вещи. И в какой-то момент твой гнев превратится во что-то более зловещее. Поверь мне, у меня есть опыт в таких вещах…
– Но… – запротестовал По.
– Поговори со своим отцом, По.
– Что ты сказал? Поговорить с моим отцом? Зачем мне это? Какое отношение он вообще имеет к этому делу?
– Проглоти свою гордыню и спроси его, почему тебя зовут Вашингтон. Это поможет тебе понять.
По уже собирался сказать ему, чтобы он отвалил. Что Рид ничего не знает о его жизни. Но это была неправда. Временами Рид проводил с По и его отцом дни напролет. Поскольку По жил в Кендале, а Рид – в нескольких милях от города, мальчики часто гостили в семьях друг друга. Рид знал о его жизни все.
– Ты не мог видеть тьму во мне; твоя собственная тьма не позволяла. Но твой отец ее узнал. Он пытался вытянуть ее из меня, и для этого время от времени рассказывал мне разные вещи. То, что он, вероятно, должен был в первую очередь рассказать тебе, – пояснил Рид.
– Что он тебе сказал, Килиан? – По не был уверен, что хочет услышать то, что знает Рид.
– Он рассказал мне о твоей матери.
– Оставь мою гребаную мать в покое! – Некоторые вещи были под запретом, даже в такой ситуации, как эта. Он не хотел думать о ней, не говоря уже о том, чтобы обсуждать ее. Насколько он мог судить, у него никогда не было матери.
Рид проигнорировал его протест.
– Просто встреться с отцом. Спроси его. Все было совсем не так, как кажется, По.
По молчал.
– Пожалуйста, не заставляй меня рассказывать, – попросил Рид. – Ты должен узнать это от своего отца. Но вот что я тебе скажу: твоя мать вовсе не ненавидела тебя, По.
– Она меня бросила. Она была эгоистичной сукой, которая меня ненавидела.
– Неправда, По, – ответил Рид. – Твоя мать любила тебя. Правда, любила.
– Это чушь.
– И именно потому, что она любила тебя, ей пришлось уехать.
– Ты мне скажешь, или я уйду прямо сейчас, Килиан. Я вызову других, и ты сможешь попытать счастья с теми, кто приедет по этой дороге.
– Я не могу тебе сказать, По. Твой отец должен это сделать.
По колебался. Если отец знал что-то о его матери, чего он ему не сказал, значит, им, конечно, стоило поговорить. Но… зачем он рассказал об этом Риду? Зачем? В этом не было совершенно никакого смысла…. Если только…
– Мой отец не очень храбрый человек, Килиан, – сказал По. – И ты это хорошо знаешь. Если ему требовалось сказать мне что-то плохое, но он мог отложить разговор – мы оба знаем, что он бы его отложил. На неопределенное время, если возможно. Тебе никогда не приходило в голову, что он сказал это тебе, чтобы ты сам мне рассказал? Он хотел, чтобы ты поговорил со мной, потому что знал, что сам на это не решится.
На этот раз Рид колебался.
– Хорошо, По. Ты уверен?
По кивнул.
– Ты в курсе, что у твоих родителей был период, когда они встречались с другими людьми?