Внезапно высоко в небе возникают сотни мелких черных точек. Затем из каждой к земле устремляется луч, а в луче появляется картинка.
Грета стоит разинув рот.
— Хоши! Это ты!
Она права. Это я. Повсюду.
Самый большой дрон завис над Правительственным центром. Там, на глазах у всех над головой золотой статуи делает кульбиты и сальто самая опасная преступница страны и призывает народ к переменам.
Я вижу себя и на другом конце Лондона, где я танцую над цирком.
Интересно, видит ли меня Бен? И что он при этом думает?
Грета с восхищенной улыбкой смотрит на небо:
— Это просто чудо!
Люди уже выходят из домов. Толпы собираются не только здесь, но и по всему городу. Люди стоят, задрав головы, и тычут пальцами в мои изображения.
Я тоже смотрю на них, и мое сердце уходит в пятки. Вивьен Бейнс это тоже увидит. Если они сделают то, что намереваются делать, если заткнут ей рот и сорвут ее избирательную кампанию, ее злости не будет предела. Она наверняка захочет отомстить.
Что, если ее ненависть ко мне сильнее любви к Бену? Нет, любовь это не то слово. Такая, как она, с камнем вместо сердца в груди, не способна любить кого бы то ни было. Какие чувства она испытывает сейчас к своему заблудшему сыну? Она отказалась от шанса поймать меня, чтобы только он не пустил себе пулю в голову. Почему? Чего ради, если ею двигала не любовь, а что-то еще? Ей наверняка захочется вырвать у него слова сожаления, покаяния. Но вдруг он уже дал ей понять, что не намерен меняться?
Я знаю Бена. Не того Бена, которого, как ей кажется, знает она. Не того растерянного, запутавшегося мальчишку, который отчаянно пытался отличить добро от зла. Я знаю настоящего Бена. Того, какой он сейчас. Храброго, сильного, верного. Если она уже пыталась промыть ему мозги, он наверняка послал ее подальше.
Сильвио убил Амину, чтобы ранить меня. Кадир похитил Грету, чтобы получить то, что ему нужно.
Вивьен Бейнс не может сделать мне больно, потому что я в бегах. Зато она может сделать больно ему. Что, если она решит покарать меня тем, что раз и навсегда покончит с ним?
— Грета, ты запомнила еще что-нибудь? Что угодно? Какую-то мелочь? — Я слишком крепко сжимаю ее руку. Но это вышло само собой.
Грета хмурит брови:
— Дай вспомнить. Ах да. Сбор в сумерках. В условленном месте. Но я не знаю, где это.
Я смотрю на запад. Солнце уже клонится к закату.
Я срываюсь с места и бегу.
— Эй, ты куда? — окликает меня Грета и пускается за мной вдогонку.
— Я должна найти Феликса. Я пойду вместе с ним, — на бегу отвечаю я ей. — Я пойду с ними. Пойду в цирк.
Бен
Хоши растворяется в воздухе, но пару мгновений все стоят неподвижно, как будто приросли к месту. Окаменев. Застыв в благоговейном ужасе.
Наконец, Иезекиль сжимает мою руку и с лукавой улыбкой смотрит на меня.
— Прямо как настоящее волшебство? Согласен?
Я киваю.
— Это и есть настоящее волшебство. И только Хоши на него способна.
Широко улыбаясь, я делаю шаг навстречу матери и Сильвио. Мое сердце поет.
— Что скажете? Потрясающе, не правда ли?
Моя мать бледна. Его лицо примерно такое же белое, как и у Сильвио.
— Зря я не приказала пристрелить тебя, когда у меня была такая возможность! — злобно шипит она. — Моя самая большая ошибка. Зря я оставила тебя в живых, а им позволила снова сбежать. Впрочем, нет, это вторая моя большая ошибка. Первую я совершила, когда родила тебя!
Я улыбаюсь:
— Теперь мне понятно, почему ты злишься. Кто-то украл твое шоу! Тебе ничего не остается, как сойти с дистанции. Вряд ли тебе по силам тягаться с таким соперником!
На секунду я беру над ней верх. На секунду на ее лице возникает выражение растерянности. Но затем на нем появляется новое выражение. Она с видом победительницы смотрит мне в глаза: надменная, самодовольная, властная.
— Ах, Бенедикт, ты так и не научился держать язык за зубами! Но по-своему ты прав. Твоя подружка сорвала аплодисменты. Теперь ее может затмить лишь нечто более грандиозное. К счастью, открытие цирка дает мне такую возможность.
Она поворачивается к Сильвио:
— Я передумала. Мы сделаем то, что ты предлагал. Я была неправа, слушая мужа, неправа, прислушиваясь к материнским чувствам, которым давно уже место в могиле.
Она с задумчивым видом смотрит на меня:
— Не знаю даже, почему я упиралась. Ведь я имею тройную выгоду. Во-первых, твоей подружке-акробатке недолго купаться в лучах славы. Во-вторых, это раз и навсегда положит конец вашим эскападам в духе Бонни и Клайда[1]
. В-третьих, я, наконец, избавлюсь от источника моего позора.Она протягивает руку и легонько хлопает ладонью по моей голове:
— Иногда яблоко падает от яблони далеко. Инспектор манежа, можешь воплощать в жизнь свои планы. Я разрешаю. Прощай, Бенедикт. Доброго тебе вечера и благослови тебя Бог!
С этими словами она уходит. Сильвио довольно хлопает в ладоши.