Шоу непокорных

По автодрому, гудя клаксонами, носятся цветные машинки. Во многих машинках сидят по двое Чистых, часто это парочки — парень за рулем, девушка визжит, сидя с ним рядом. Но еще чаще — это ребенок и кто-то из родителей. Ребенок сидит на водительском месте, но машиной, положив поверх руля свои руки, управляет взрослый. В других машинах — по одному пассажиру, преимущественно это подростки. Эти носятся с головокружительной скоростью и с силой таранят бока других машин.

К переднему и заднему бамперам ремнями крепко привязаны люди. Как я понимаю, это Отбросы. На каждом яркий костюм, контрастного по отношению к машине цвета.

Всякий раз, когда машинки сталкиваются, сталкиваются и привязанные к ним люди. К машине привязана только нижняя часть их тела, поэтому при каждом столкновении их туловища дергаются туда-сюда. Умелые водители-лихачи — в основном подростки — раз за разом нарочно врезаются в зад медленным машинкам. Их пальцы сжимают руль, челюсти решительно сжаты. Водители медленных машинок, как правило, замечают их лишь в самый последний момент, когда столкновения уже не избежать. А вот несчастный Отброс на заднем бампере наверняка видит, как очередной лихач несется прямо на него, видит кровожадное ликование в его глазах.

К сожалению, я не могу узнать тех, кто привязаны к машинам. Их лица размалеваны как у клоунов, на головах разноцветные парики. Так что определить, кто есть кто, невозможно.

Наконец сеанс катания завершен. Весело болтая и возбужденно смеясь, Чистые вылезают из машин. Привязанные Отбросы остаются. Они сидят, понуро опустив головы, а тем временем места в машинах занимают новые пассажиры.

Это куда хуже, чем было раньше.

Спроси меня кто-то, возможно ли такое, я бы сказала, что нет. Раньше, когда Чистые были просто зрителями, мне казалось, что это был ад, но теперь, в этом луна-парке, они активные участники издевательств. Более того, они их инициаторы. В их руках рычаги власти, и они в восторге от этого.

Наверное, я просто позволила себе забыть, что представляет собой это место. Месяцы, проведенные с Беном, размягчили меня. Благодаря ему и Джеку я научилась искать в Чистых хорошее, позволяя им искупить в моих глазах свою вину. На какое-то время я забыла про ненависть. И вот теперь она вернулась. Ее потоки пронизывают все мое тело.

Я больше не могу это видеть. Сколько можно прятаться по темным углам, глядя на страдания этих несчастных. Я быстро юркаю в темноту. Я пришла сюда не затем, чтобы прятаться, не затем, чтобы глазеть по сторонам.

Я пришла сюда, чтобы найти Бена.

Бен

Охранники ускоряют шаг. Они тащат меня прочь от толпы, чтобы я больше не смущал Чистых. Протащив меня через всю площадь, они отпирают ворота, которые ведут в ту часть цирка, которая отведена Отбросам.

Первый охранник стоит на верхней площадке лестницы, второй ведет меня по ступенькам вниз и, затолкнув в камеру, достает из кармана навесной замок и запирает дверь.

Я хватаюсь за железные прутья решетки.

— Ты считаешь это правильным? — спрашиваю я его. — То, что здесь происходит? Ты видел этих ребят, видел, что происходит на репетициях. И после этого ты спокойно спишь ночью?

Он оглядывается по сторонам, затем делает шаг ко мне. Глаза его налиты кровью, под ними залегли темные тени.

— Нет, я не считаю это правильным, и да, я плохо сплю по ночам. Но мне нужно на что-то жить. Вот и все. Но это не значит, что мне это нравится.

Сказав это, он идет прочь. Дойдя до двери, он что-то кладет на пол.

— Когда они придут, чтобы выпустить тебя, ключи вот здесь, — говорит он и тихо добавляет: — Удачи тебе сегодня. И желаю остаться в живых.

Я слышу над своей головой их шаги. Они уходят. Я считаю до шестидесяти. Тишина.

— Шон, — говорю я. — Шон, это я, Бен. Все в порядке, можешь выходить.

В первые секунды никакого движения, но затем он появляется из дальней камеры. Шон едва передвигает ноги, и я понимаю, что он так и не пришел в себя после истязаний.

— Что ты здесь делаешь? — шепотом спрашивает он.

— Сильвио убрал меня с глаз подальше до начала церемонии открытия.

— Ты видел кого-то из остальных?

— Видел Рави. Он продает воздушные шары. Больше никого. Только Чистых в очередях на аттракционы и за сладкой ватой, — говорю я и указываю на ключи, лежащие в конце коридора. — Можешь отпереть мою дверь?

Он поднимает ключи и возится с замком. Его несчастные, израненные руки отказываются его слушаться.

Наконец раздается щелчок. Замок открыт. Я толкаю дверь и выхожу из камеры.

— Спасибо.

— Нет, спасибо тебе, — отвечает он надтреснутым голосом. — За то, что спас от волков.

Мы смущенно улыбаемся друг другу. Затем я протягиваю ему руку, и он пожимает ее своей, сломанной и окровавленной.

Всего пару дней назад я был в его глазах врагом. Теперь мы с ним братья. Нет, не как мы с Фрэнсисом, связанные лишь общим набором генов, а братья, как мы с Джеком. Братья, чей жизненный опыт связывает нас крепче уз крови.