Шоу непокорных

Полицейский убирает пистолет. Женщина смотрит на него, затем делает то же самое. Кадир улыбается.

— Так-то лучше. А теперь… — Внезапно он повышает голос и рявкает: — Вон отсюда!

Полицейские разворачиваются и бегут. Слышится визг шин, и машина уносится прочь.

Оказавшись в плотном кольце людей Кадира, мои похитители пугливо съеживаются.

Кадир холодно смотрит на них.

— Кадир… — начинает тощий.

— Молчи! — снова рявкает он. Высокий начинает хныкать. Я невольно усмехаюсь. — Отведите эту парочку в мой кабинет. Я разберусь с ними сам, — приказывает он и протягивает мне руку. — Хошико, позволь мне проводить тебя, твои товарищи ждут твоего возвращения.

В следующую секунду я беру его руку, и мы скользим по безмолвным улицам трущоб. Мы уже почти дошли до его штаба, когда он поворачивается ко мне.

— Сегодня был довольно насыщенный день.

Он ждет, когда я что-нибудь скажу. Я знаю, чего он хочет, но мне трудно выжать из себя слова. Кадир только что спас меня, но он все равно мне не нравится. Я по-прежнему не доверяю ему, и мне не нравится быть ему чем-то обязанной.

— Спасибо, — через мгновение говорю я.

— Не стоит благодарности, — отмахивается он. — Как я уже сказал, я — ваш защитник. Все, о чем я прошу, — это, когда придет время, помнить о том, кто ваши друзья. — С этими словами он приподнимает свою шляпу и наклоняется ближе. Лицо его искажено яростью. — Эти дураки-предатели не посмеют снова бросить вызов моей власти, я вам обещаю.

Бен

Все проходит, даже самые длинные и самые темные ночи. В конце концов, закончилась и эта. Вспыхивает свет, резкий, слепящий, но я все так же сижу, сжавшись в комок в своем углу, и лишь щурюсь, когда он бьет мне в глаза. Металлическая решетка поднимается, в коридор влетает порыв ветра, волки как по команде поворачиваются и бегут к задней двери. Я подползаю к краю камеры и осторожно выглядываю в коридор.

Люк наверху открывается, и оттуда, словно письма из почтового ящика, на бешеную волчью стаю что-то падает. Однако это не бумага, это мясо, сырое, сочащееся кровью. Волки с жадностью на него набрасываются. Коридор оглашается рычанием, урчанием, клацаньем зубов, хрустом.

В центре стаи самый большой волк — черный, лохматый зверюга — поднимает голову. Из его пасти свисает кусок мяса, заливая кровью копошащихся у его лап соплеменников. Его холодные желтые глаза на секунду встречаются с моими, затем он вскидывает голову и глотает мясо.

Я всегда был очарован волками, тем, как устроены их стаи. Этот наверняка вожак, альфа-самец. Должна также быть и альфа-самка и прочая волчья иерархия.

Вперед пробивается еще один волк — старый и худой. Другие с рычанием бросаются на него, и он отскакивает назад. Его нога кровоточит, он, жалобно поскуливая, лижет рану. Это омега, самый слабый волк в стае.

Мясо исчезло за считаные мгновения, но звери остаются, хищно обнюхивают землю в поисках остатков мяса, лижут кровь, которой забрызган пол.

Через несколько минут дверь щелкает и распахивается. Волки разворачиваются и дружно выходят вон. Мне слышен топот их лап над нашими головами. Интересно, куда они бегут? Надеюсь, они не бродят по территории цирка, где им только заблагорассудится.

Вскоре со всех сторон раздается скрежет запоров, и все медленно выбираются в коридор. Лично мне страшновато выходить из крошечной каморки, в которой я, скорчившись, просидел всю ночь. Теперь мне понятно, почему все безо всяких понуканий поспешили в свои камеры.

Накануне вечером, когда я вошел сюда, царящая здесь вонь показалась мне омерзительной, сейчас же она просто невыносима. Смесь животного запаха, запаха мяса и волчьих экскрементов, которые они оставили повсюду. В коридоре я замечаю девушку с метлой в руках. Сморщившись от отвращения, она сметает в кучу волчье дерьмо.

Ко мне подходит Эммануил.

— Ну, как? Жив? — спрашивает он.

Я киваю.

— И так каждую ночь?

Теперь кивает он.

— Да. Каждую ночь. Они пытаются сломить нас, лишить нас остатков духа. — Он хмурится. Это придает ему свирепый вид. — Этого нельзя допустить. И мы не допустим.

— И что дальше? — спрашиваю я.

— Завтрак, если нам повезет, и репетиции.

— Но я не выступаю. Так сказал Сабатини. Что же мне прикажут делать?

— Наверное, строить, чистить, устанавливать декорации. Не переживай, тебе наверняка найдут применение. Завтра будет команда свистать всех наверх.

— Что же такое произойдет завтра? — спрашиваю я.

Эммануил непонимающе смотрит на меня.

— Что будет завтра? Разве ты не знаешь? Завтра премьера. Завтра цирк дает свое первое представление.

Хошико

В прихожей Кадира Грета, Джек и Рози сидят на краешках стульев. В глазах у них отразилась тревога.

— Хоши! Слава богу! — Грета едва не сбивает меня с ног, так быстро она бросилась ко мне. — Что случилось?

— Какие-то типы схватили меня, когда вы все спали. Они собирались сдать меня полиции. — Я смотрю на Кадира, наблюдая за его реакцией. — Кадир меня спас.

Он снисходительно улыбается:

— Как я уже сказал, ничего особенного. Вообще-то, я считаю, что настоящий герой дня — это Боджо.