– К сожалению, мы не знали, что машина оформлена на родственника, – с легким кивком подтвердила Кира. – И было еще одно недоразумение: Катя всем сказала, что ее машина в ремонте. Помните, Эдуард?
– Да. Говорила, – припомнил он.
– Только она не уточнила, что машину отогнала в ремонт как раз тем утром. В сервис, который принадлежит ее родственнику и расположен в паре кварталов от ее дома. Припарковала машину у ворот, а потом – уже днем – поставила его в известность. Оттуда с сумкой пошла к своему дому. Она вошла тихо, но разбудила консьержку. Обмолвилась, мол, пришлось раньше времени с отдыха вернуться. И сама… Замечу, сама назвала консьержке время. То самое, которое соответствовало тому, когда ее высадил у подъезда Эдуард.
– А почему же так? У консьержки часов не было?
– В том-то и дело, что нет в их комнате часов. Время сверяет каждый, как может. Кто часы на руке носит. Кто по мобильному телефону. Вы знали, Катя, что наручных часов у этой женщины нет, а мобильным телефоном она не пользуется в силу каких-то своих предрассудков и время она всегда спрашивала у жильцов. Вы это тоже знали. И нарочно указали ей тот час, который вас устроил бы для алиби. Мы потеряли уйму времени, пока это выяснили.
– Как все просто! – выдохнул Суворов, не сводя взгляда с девушки. – Решила, что настал твой час, да? Раз так звезды сошлись… И адрес знаешь, и тетка сидит на вахте вне времени. Очуметь! И как это было? Что ты чувствовала, когда убивала ее? Вы спорили, ругались или…
– Или, Евгений Иванович. Думаю, что «или»! – перебила его Кира и снова потянулась к бутылке с водой. – Ей некогда было уговаривать Элеонору. Да у нее бы и не вышло. Та ждала сына и хотела домой. Так, Катерина?
– Говори! – дернул ее за руку Эдик, в бешенстве округлив глаза. – Все так было? Отвечай, жирная тварь!
Катя отшатнулась, ее глаза наполнились слезами. Она тихо, без выражения повторила:
– Жирная тварь… Да…
– Чем вы ударили ее по голове? Где орудие убийства?
Все присутствующие уставились на девушку. Вид ее сделался апатичным, безвольным, словно кто-то только что вытянул из нее металлический стержень.
– Это был какой-то большой ключ, которым пользуются сантехники, – проговорила она, уставив глаза в одну точку. – Он лежал в прихожей на тумбочке, и мне показалось, уже был в крови. Потом я сопоставила… Видимо, этим твоя мать ударила по голове иностранца в квартире Пронина и забрала с собой.
– Ты вошла, и что дальше? – Эдик с грохотом отодвинул от нее свой стул. – Сразу ударила ее?
– Ты же не идиот, Эдичка. Видел, где она лежала, – с легкой улыбкой проговорила Катя. – В спальне. У кровати. Она пошла туда за сумкой. Я сказала ей, что ты велел собираться. Она за ней и пошла первым делом! Повернулась ко мне спиной. Я ударила, забрала деньги и ушла. Потом уехала, поставила машину у брата перед сервисом и с сумкой пришла домой. В ней были деньги. Очень много! Состояние!
– А если бы к вам пришли с обыском? Вы не боялись держать их дома? – удивленно округлила глаза Кира.
– Я их там и не держала. Утром вынесла в пакетах, словно мусор, и передала матери. Они с отцом ждали меня на соседней парковке. Я отдала им пакеты, велела спрятать и держать язык за зубами. А орудие убийства утопила в реке в тот же день. Это все…
Повисла тишина, нарушаемая лишь слабым бульканьем. Все уставились на Александру, разливающую водку по рюмкам.
– Зачем же ты, дурочка, путевки-то оплатила этими деньгами? – Она грустно улыбнулась портрету сестры в траурной рамке. – Видишь, Нора, какой тебе подарок к сороковому дню полиция сделала. Так зачем?
– Он не хотел лететь на отдых. Зажимал деньги. Унаследовал состояние, а жадничал. – Катя с тоской покосилась на Эдика. – Пришлось придумать историю с теткиным домом и все оплатить самой. Очень хотелось мне туда с ним. Очень! Я надеялась на что-то. На счастливое будущее. На семью. А как была, так и осталась для него жирной тварью.
– Тварью, которая убила мою мать! – выпалил Эдик с брезгливой гримасой. – Как ты собиралась воспитывать наших детей? Как думала вообще жить? Врать мне всю жизнь? Уведите ее отсюда. Я задыхаюсь, когда вижу ее…
Через час в доме стало тихо. Все разъехались. Катю в наручниках давно увезли. Эдик медленно бродил по дому, обходя комнату за комнатой. У сестры он застал отца.
– Я виноват перед ней, – признался тот, стоя к сыну спиной. – Не надо было все ей рассказывать. Плакаться…
– Ее посадят? Ничего нельзя сделать?
Эдик смотрел в широкую крепкую спину отца и не верил, что тот так быстро сдался.
– Да не парься ты, – неожиданно хохотнул он. – Уже работаем в этом направлении. Думаю, дело удастся развалить за отсутствием стоящих улик, и Эльза скоро будет дома. Надеюсь…
Эдик попятился к двери, но отец вдруг повернулся и глянул на него странно, забыто.
– И ты, сын, хочу, чтобы был с нами. Дома. Надо как-то постараться выправить пошатнувшуюся ситуацию. Мы же семья. И нас осталось трое.
– Считаешь, что это возможно? – криво ухмыльнулся Эдик.