- Пять с половиной гектар ровной земли, - ответил на невысказанный вопрос субтильный мужчина в синем комбинезоне и простой полосатой рубашке с рукавами, подвернутыми выше локтя. Его можно было принять за слесаря, умеренно пьющего работягу, получающего пять "елочек" в неделю, в пересчете по курсу, и едва сводившего концы с концами... вернее, даже не сводившего, а уже давно, лет двадцать назад переложившего эту обязанность на жену.
Полный мужчина в дорогущем костюме, на этот раз супермодного цвета "золото инков", на счет своего собеседника не заблуждался. Артур ВСЕГДА абсолютно точно знал, с кем он имеет дело. Это было его жизненным кредо. В противном случае никаких совместных дел просто не было и быть не могло, даже если речь шла о вечернем походе в ресторан. И сейчас Артур очень хорошо понимал, что видит перед собой гения, причем, гения в очень редкой области науки - физике торсионных полей, собравшего в ней самую внушительную коллекцию научных званий, основателя целой школы, человека успешного и, в любом случае, очень и очень не бедного. А то, как он предпочитал одеваться, было его сугубо личным делом. Артура его босяцкий прикид волновал в последнюю очередь. Были у него причины для волнения посерьезнее. Впрочем, пока что Артур сохранял спокойствие.
- Пять с половиной гектар, - в сомнении повторил он, - сколько это в пересчета на акры, Антон?
- (?), - немедленно ответил Антон Берсеньев, чьей специальностью, вообще-то, была наука отнюдь не землемерная.
- А хватит?
- Должно, - отозвался физик с точно отмеренной долей сомнения, которая обязательно есть, даже если расчеты проверены и перепроверены раз двадцать, - мы его сильно разгонять не будем. Для начала 150 - 200 километров в час. На первый раз будет вполне достаточно.
- А какова предельная скорость, которую он сможет развить? - спросил Артур, - хотя бы по предварительным прикидкам?
- ЗТБ, - пожал плечами его собеседник.
- То есть? - слегка раздраженно отозвался Артур.
- Знает Только Бог, - с усмешкой расшифровал физик. Сильное недовольство, которое его собеседник даже не пытался скрыть, его ничуть не взволновало. У Берсеньева тоже имелись гораздо более веские причины для волнения.
- Антон, - без угрозы... пока без угрозы, но с хорошо поставленным холодком в голосе проговорил толстяк, - ты отдаешь себе отчет в том, что от нас с тобой ждут победы, и только победы. Проект курирует сам император, и любой просчет может обойтись нам с тобой очень дорого.
Антон сощурился. В морщинках, которые в миг набежали на его немолодое, но по-детски открытое лицо, ясно читалось пацанское: "Не дрейф, прорвемся!"
- Император, - задумчиво проговорил он, - Артур, ты один из немногих людей, допущенных "к телу". Мне кажется, что это как-то не совсем правильно - человека, которому вручена власть над огромной державой, над миллионами жизней, никто не видел, не слышал и даже не представляет: кто таков, молод или стар, добрый, злой, веселый, сдержанный? За какую команду болеет, как отдыхает...
- Ты же знаешь, требования безопасности. На первого императора было совершено пять покушений, и, не смотря на усиленную охрану, сверхбыстрый и очень маневренный коптер, и нескольких двойников его все равно убили. Шесть раз в него стреляли, и на шестой раз - успешно. Тогда и была принята новая программа безопасности перового лица государства. Никто не должен знать его в лицо. Кроме семьи и самых доверенных телохранителей. Никаких публичных выступлений, телеинтервью, встреч с народом. Все общение только через систему фильтров.
Берсеньев покивал, и непонятно было, то ли согласился с доводами "главного безопасника", то ли нет. Скорее все-таки нет, потому что следующими его словами были:
- Неправильно это, Артур. Может быть, с точки зрения безопасности и оправдано, но неправильно. Это все равно, как если бы дети не знали отца. Вот есть где-то папка, деньги на еду, игрушки, всякие вкусняшки поступают исправно, в отпуск их возят в горы или к океану... Но папы они не видят. Не разговаривают с ним. Он не читает им вечером сказки, не водит на футбол, не учит плавать. И не объясняет им, что такое хорошо и что такое плохо. Этим занимаются другие люди. Совсем другие... Даже не родственники, а те, кто получает за это деньги.
- Большинство детей госслужащих высокого ранга так и живут, - пожал плечами Артур, - трагедии в этом нет. Есть специфика, только и всего.
- Неправильно это, - убежденно повторил Берсеньев, - дети должны знать отца, а народ - своего императора. Иначе - рушатся связи. И любая подлость и измена становится морально допустимой. Нельзя хранить верность абстракции.
- Они и не хранят, - пожал плечами Артур, - они просто держаться за свой образ жизни. Сейчас Империя - одна из самых благополучных держав на континенте, с самым высоким уровнем жизни и индексом социальной защищенности. От добра добра не ищут.
- То-то и оно, - кивнул Берсеньев, - сейчас мы сохраняем лидирующее положение среди держав лишь благодаря высоким технологиям и огромному отрыву в области науки. Но если это вдруг измениться?