Шоумен. Баксы для Магистра

– Этот Полузверский гармонист, конечно, знатный, – рассказывал тем временем Антон Николаевич Иванов. – И по телевизору его показывали, и вообще. Ещё раньше, когда социализм был, значитца, он грамоты брал для нашего района, ну прям как билеты для проезда в автобусе покупал – одну за другой.

– А вот вы мне скажите, – с настойчивостью обратился к нему нетрезвый Миша. – Он в смысле телегеничности – как?

– Что-то я вас не понимаю, – признался Антон Николаевич.

– Ну вот лицом он… С ним всё нормально, да? По телевизору его можно показывать?

– Да лицо как лицо! – разволновался Антон Николаевич. – Не без приятственности, конечно. Даже вроде и симпатичный. Одно слово – артист!

С гордостью сказал. Но Мише требовались подробности.

– А он … э-э … не похож?

– В смысле? – проявил тугодумие Иванов.

– Ничего общего у него нет с этими двумя? – решился наконец спросить напрямую Каратаев. – Ну, которых мы снимали до этого. Ну, комбайнёр, в общем, и этот чёртов шахматист.

– А-а! – понимающе протянул Антон Николаевич. – Не-е. Ну как же он будет похож? То комбайнёр, а то гармонист.

Ему самому всё это, наверное, представлялось достаточно убедительным.

Приехали в деревню.

– Вот здесь, – подсказал Антон Николаевич водителю. – У этого вот дома.

Он же первым и вышел из машины, стукнул в низкое оконце, крикнул:

– Полузверский! Принимай гостей!

Гармонь, до той поры заливающаяся в доме, тотчас смолкла. Шаги послышались, дверь распахнулась, и из дома на крыльцо ступил вертлявый мужичок с по-ленински хитрым прищуром карих глаз, неаккуратно причёсанными вихрами на голове и несвежим квадратиком пластыря на правой щеке. Он бодро скатился с крыльца, хотел привычно сунуть Иванову свою сухую ладошку для приветствия и непременно при этом отрывисто произнести свое неизменное «Здравствуйте, товарищи!», но не успел, потому как был на полпути перехвачен помрачневшим донельзя Мишей Каратаевым. Миша ухватил гармониста за руку, притянул к себе и сказал недобро:

– Привет!

Когда разговаривают с человеком таким тоном, то в следующие тридцать секунд его уже просто расстреливают на месте без суда и следствия, а после даже не закапывают – так и оставляют лежать на пыльной земле.

– Здравствуйте, товарищи, – упавшим голосом пролепетал в ответ гармонист Полузверский.

– Как же ты, гад, опередить нас смог? – осведомился Миша, ещё больше мрачнея, хотя куда же было больше.

– Ась? – совсем уж расстроился гармонист.

– Это товарищи к тебе приехали из Москвы! – попытался приободрить его Иванов.

– Заткнись! – посоветовал ему Миша, даже не обернувшись. – Я вас, аборигенов чёртовых, сейчас выведу на чистую воду!

На гармониста он смотрел уже с ненавистью.

– Фамилия твоя как?

– Ась? – снова попытался свалять дурака гармонист, очень похожий лицом на Волобуева и на Шмудякова одновременно.

Каратаев со злостью его тряхнул и повторил:

– Фамилия!

– Полузверский! – отрапортовал его явно перетрусивший собеседник. – То есть я, конечно, не совсем Полузверский, а вроде как Недогоняев, так что речь, как вы понимаете, идет о псевдониме.

– Паспорт! – не дослушав, потребовал Миша тоном милиционера, проверяющего документы у лиц кавказской национальности.

– Секундочку! – пискнул бедный гармонист и метнулся в дом.

Миша поспешил следом за ним, не оставляя своего подопечного без присмотра ни на мгновение.

Полузверский покопался в ящике комода и извлёк наконец оттуда свой потрёпанный паспорт. Миша поспешно раскрыл документ. Недогоняев Юрий Андреевич.

– Та-а-ак! – протянул Миша, стремительно деревенея лицом. – Оч-чень хо-р-рошо!

Хотя, глядя на него, трудно было поверить в то, что всё действительно так уж хорошо.

– Ваньку валять вздумали? – зло спросил Миша у Антона Николаевича Иванова, который тоже уже успел войти в дом. – Хиханьки да хаханьки? Весёлую жизнь решили нам устроить? Разыграть московских гостей, да? Не любите москвичей? На посмешище выставили столичных телевизионщиков?

Никакого другого объяснения свалившимся на него неприятностям у Миши не было.

– Ладно! – сказал он, бешено вращая глазами. – Будет вам веселье!

Обернулся к замершему в ожидании дальнейших распоряжений оператору:

– Саша! Неси наш стратегический запас!

Оператор пулей слетал к машине и тот стратегический запас доставил. Четыре бутылки водки. Однодневная норма съёмочной группы, пребывающей на выезде.

– Я не знаю, как вы всё это проделываете, – сказал Миша, обращаясь то ли к гармонисту, то ли к Иванову, – но я точно знаю, что вот он, – ткнул пальцем в грудь гармониста так сильно, что тот едва не заплакал, – никакой не Полузверский, и не Шмудяков, и почти наверняка не Волобуев. И я, Миша Каратаев, гарантирую вам, что любая новая знаменитость вашего района, которую вы мне предъявите, уже не будет ни ухом ни рылом похожа на этого вот идиота!

Опять ткнул пальцем в гармониста. Тот не успел увернуться. Слёзы брызнули из глаз. Бессердечный Миша налил полный стакан водки и протянул его гармонисту.

– Пей!

Перепуганный Полузверский выпил. Миша сразу же налил ему второй стакан.

– А закусить? – просительно промямлил гармонист.

– Обойдёшься! – был ему ответ.