Шоумен. Министерство мокрых дел

– Всё! Всё! – Сан Саныч захлебнулся воздухом, не зная, как объяснить случившиеся перемены людям, которые пятнадцать последних лет провели под землёй. – КПСС уже не самая главная партия в стране, – заторопился он. – Их у нас много, партий-то этих. И вместо Генсека теперь Президент. Жратвы в магазинах полно, а денег у людей нет. И безработица страшная, и преступность, доллары разрешили, и теперь тот, у кого их много, – молодец, а у кого долларов нет – тот, значит, в пролетариях ходит. В пролетариях – в смысле, пролетает без денег-то. На улицах стреляют, шахтёры бастуют.

На Дегтярёва смотрели так, будто решали, с какого боку к нему лучше подступиться, чтобы надеть смирительную рубашку. Но он этого даже не замечал.

– Проституция, само собой, расцвела. Торгуют, в общем, телом, – продолжал он свою просветительскую речь.

– Может, ещё и негров линчуют? – подал голос один из офицеров.

– В смысле?

– Ты про нас рассказываешь? Или про Америку?

– Про нас.

– Очень уж на Америку похоже – как нам замполит на политинформациях докладывает.

– В общем, да, – согласился Дегтярёв, поразмыслив. – У нас как в Америке. Только ещё хуже.

На него смотрели, как на прокажённого, а его уже понесло:

– Коррупция махровым цветом … Реклама по телевизору … Прокладки там всякие … И ещё от перхоти … Ваучеры опять же … Ну, Чубайс, понятное дело, доктор Дебейки и прочие молодые реформаторы … А вот еще "МММ" было … Ну это вообще – стрелять таких … А Кобзон ушёл из певцов, но не насовсем, а так – притворяется … Ещё храм построили … Да, а церковь теперь сигаретами торгует и ещё водкой …

– А водка-то почём? – спросил кто-то внезапно.

– Двадцать рубликов.

– Бутылка? – не поверил спрашивающий.

– Ну! Это если дешевая, отечественная …

Офицеры переглянулись.

– Это же во сколько раз? – задумчиво спросил один. – В шесть?

– Почти, – ответил другой офицер.

– Что – в шесть? – переспросил недогадливый Дегтярёв.

– Подорожала. Стоила-то три шестьдесят две …

– Вы же ничего, совсем ничего не знаете, мужики, – покачал головой потрясённый Сан Саныч. – Ещё было по четыре двенадцать, потом – червонец, а дальше уж пошло-поехало. До деноминации по двадцать тыщ платили за бутылку.

– Врёшь!!! – выдохнули хором.

– Не вру!!! – вступился за собственную честь Дегтярев.

– Что же – бутылка водки как четыре машины "Жигули"?

– Ну, "Жигули"-то тоже подорожали.

– Вот зараза! На сколько? Я ж на очереди стою.

Сан Саныч хотел было ответить спрашивающему, сколько же стоили до деноминации "Жигули", но осёкся, поняв, что не сможет произнести вслух кошмарную многомиллионную сумму. Слишком дико звучит.

Он смотрел на офицеров. Те смотрели на него. И Дегтярёв понял, что что-то сейчас произойдёт. Хотели ведь его повязать – и повяжут. А дальше будет только хуже. Предшественника-то его вон как – к стенке, и девять граммов свинца. Наш герой уже готов был испугаться, но не успел.

Скрипнула дверь, и вошёл полковник. И только теперь, согласно нашему сценарию, Сан Санычу предстояло пережить самое главное на сегодня потрясение.

* * *

Возникло какое-то замешательство. Как будто до сих пор офицеры знали, что им делать, а с появлением старшего по званию подрастерялись маленько.

Дегтярёв думал, что полковник, обнаружив на столе водку, а за столом – покинувших боевые посты офицеров, начнёт кричать и топать ногами, но всё вышло иначе.

– Перекур? – вполне дружелюбно осведомился главный.

Дегтярёва его дружелюбие озадачило. Какой же может быть перекур на боевом-то дежурстве?

– Ты присаживайся, Тимофеич, – пригласил полковника Брусникин. – Выпьешь с нами.

Полковник не стал нос воротить и сел как раз напротив Сан Саныча. Над столом плавало настороженно-недоброе молчание. Брусникин налил полковнику водки, придвинул и потом смотрел, как полковник выпивает и закусывает.

– Скажи-ка, Тимофеич, как там страна живёт, – подступился к интересующей его теме Брусникин.

– Как живёт? – пожал плечами полковник, самостоятельно подливая себе водочки. – Трудится! Пока вы тут покой людей бережёте, эти самые люди выплавляют сталь, выращивают хлеб и бороздят космические просторы.

– И никто … это … ну, в общем … всё нормально, да?

– Ты о чём, капитан?

Глаза полковника блеснули стальной искоркой.

– Никто, спрашиваю, не бастует?

– Да ты что! – зашёлся в благородном гневе полковник.

Даже поперхнулся. Как раз закусывал луковицей – и вот дыхание сбилось от беспардонного вопроса.

– Ты не подумай чего, Тимофеич. Я просто любопытствую, а так я любому могу дать идеологический отпор, ты же знаешь. Я как-никак в партии двадцать лет. У нас же руководящая и направляющая партия – какая?

– Та-а-ак, – догадливо протянул полковник и вперился взглядом в Сан Саныча.

Тот вжал голову в плечи, выдавая себя полностью.

– Та-а-ак, – опять протянул полковник, окончательно прозрев.

Дегтярёв подумал, что настал его смертный час, но он опять ошибся.

– Налей-ка! – властно приказал полковник Брусникину и, когда тот налил водку в стакан до краев, махнул этот стакан залпом и даже не потянулся за закуской.