Шпага чести

Это что есть силы кричал капитан Луничкин. Он не знал французского языка. Обычно его распоряжения кто-то переводил. «Двадцать пять» означает «посадка разрешена». «Не двадцать пять» — видимо, садиться нельзя. А вдруг он что-то путает? Куда идти на последних каплях бензина? Ответить без передатчика не могу. Как поймут меня ведомые?» — думал Мартен.

— А черт вас побери, не двадцать пять, не двадцать пять! — снова загремел Луничкин и добавил несколько крепких русских слов.

Тут уже сомнения рассеялись — надо уходить на ближайшую точку. Но что там внизу произошло? Мартен присмотрелся — на аэродроме вспыхивают султаны взрывов. Артиллерийский обстрел! Вот те на! Хорошо, что еще хоть немного можно продержаться в воздухе.

Сели на запасную площадку с остановившимися винтами.

На основном аэродроме было повреждено несколько самолетов. Это уже не первый артобстрел по нему. Тут что-то нечисто. Начальник штаба майор Вдовин послал своего заместителя капитана Профателюка с группой солдат «прочесать» близлежащий лес. Они вернулись, ведя под конвоем переодетого в гражданское немца, имевшего при себе рацию для корректирования огня.

Дельфино понял, что здесь, в Восточной Пруссии, нужны особые меры предосторожности. Это прибавило забот: начали перекочевывать с места на место чуть ли не каждую неделю и всякий раз приходилось начинать все заново.

Вернулись разведчики — Дешане и Углофф.

— Немцы бегут через пролив, — доложили они.

— Оттепель, лед ненадежный! — удивился Дельфино.

— Проложили дощатые переправы.

— Любопытно.

Рядом с «нормандцами» на аэродром Витенберг приземлился 139-й истребительный полк во главе с полковником Александром Петровцем. Быстро все перезнакомились, узнали, что командир еще в начале войны был сбит, взят в плен, бежал, проделав дыру в вагоне, партизанил, вернулся в полк.

— Надо же! — удивился тогда Дельфино. — У тебя почти такая же судьба, как у Лавриненкова.

А узнав от Дельфино, каким образом переправляются через пролив немцы, Петровец попросил:

— Надо моим ребятам ударить по переправам! Наши Як-девять больше приспособлены для этого.

Стартовала четверка во главе со старшим лейтенантом Долголевым. Пробившись сквозь завесу зенитного огня, они пулеметными и пушечными очередями прошлись по переправе, а когда двинулись на второй заход, ведущий отвалил в сторону, стал снижаться: в самолет попал вражеский снаряд. Долголев садится на лед с убранным шасси. Пилот выскакивает из кабины, видит, что к нему отовсюду бегут гитлеровцы, и извлекает из кобуры пистолет. Ведомый лейтенант Михеев доложил Петровцу о случившемся.

— Прикрыть Долголева, — последовал его приказ. — Не дать врагу возможности взять его в плен.

Комполка тут же послал к месту происшествия еще одно звено самолетов. Фашисты, несмотря на ураганный огонь с неба, приближались к советскому летчику.

У его ведомых кончается бензин. Они торопятся домой, чтобы тут же вернуться. Но уже без Михеева. Тот по разрешению Петровца пересел на По-2, на котором собрался снять со льда своего командира.

— Над заливом появились «желтые», — доложили летчики.

Александр Кузьмич звонят Дельфино:

— Луи, подними дежурное звено, прикрой моего По-2, нужно спасти Долголева.

— О чем разговор! Сделаем!

Дельфино поднял эскадрилью. Под ее эскортом Михеев благополучно приземлился возле машины Долголева, взял его на борт, доставил домой. А французы сцепились со старыми «знакомыми» — «мельдерсами».

«Нормандцам» давно хотелось захватить в свои руки хоть одного из них. Кажется, сейчас такая возможность представится. Четверка — Шаррас, Анри, Дешане, Блетон, плотным клином врезавшись в строй «мессов», отбила одного из них, зажала сверху, снизу, сзади и повела к своей территории. Остальные ринулись ему на выручку, но перед ними стеной встали французские и советские «яки», подоспевшие на помощь.

«Пленник» забился, как рыба в сети, бросался из стороны в сторону, чуть не врезался в Дешане и, не находя спасения, взвивался вверх, потом, теряя скорость, заваливался в штопор.

— Хитрая бестия! — говорит Шаррас. — Блетон, отруби ему крылья, а то уйдет у самой земли.

Из последнего пополнения Пьер Блетон считался лучшим стрелком. И на этот раз он подтвердил свою репутацию — превратил «месса» в щепки. Над летчиком раскрылся купол парашюта. Он садится прямо в расположение наших пехотинцев.

«Вот и поговорим», — подумал Шаррас.

На следующий день пленного по просьбе Дельфино доставили на аэродром. Он был щуплый, беловолосый, средних лет.

— Что интересного расскажете нам? — спросил комполка.

Переводил Жорж де Фрид, немного знавший немецкий.

— Мне нечего сказать.

— Сколько на вашем счету сбитых самолетов?

— Ни одного.

— Как же так? Ведь вы в отборной эскадрилье.

— Все сбитое мной принадлежит великому асу ему командиру барону фон Бренделю.

— Как это понимать?

— Все победы, почести и награды принадлежат тому, кого мы призваны защищать в бою.

— И вас это устраивает?

— Я — ведомый, тень своего командира, делаю все ради него.

— До каких же пор?

— Пока сам не стану командиром.