Шпага императора

Хотя вам-то чего беспокоиться? Ваш полк – глаза и уши корпуса. Вероятно, ваши гусары спокойной жизни не знают – всё время какие-то отряды в разведку отправляются.

– Несомненно. И, вспоминая наш последний рейд, нахожу подтверждения вашим словам – захватили одного пленного. Вернее, дезертира. Пехотный лейтенант, офицер, и то не выдержал голодухи – сбежал. Когда в лагерь привели, он две миски каши умял с ходу и ещё просил, – поручик лучезарно улыбался.

– Что-то рано они тут так оголодали, – засомневался я, – урожай только-только снят. И чтобы офицер…

– Но это факт. И, как он утверждает, дезертирами корпус уже потерял около тысячи человек, а возможно, и больше. Вы бы его видели – высохший как жердь.

Да вы и сами можете с ним побеседовать – он пока у нас в гостях.

– К сожалению, не могу воспользоваться вашей любезностью – по-французски я говорю не очень бегло. К тому же служебные дела.

Пришла очередь удивиться Глебову:

– Не говорите по-французски? Вы, дворянин и учёный…

– Так сложилась моя жизнь… Впрочем, это долго объяснять…

– Воля ваша. Но странно… – поручик не скрывал своего изумления.

– Согласен. Как-нибудь, при случае, могу рассказать свою историю подробнее, если пожелаете, конечно.

– С огромным удовольствием, Вадим Фёдорович, побеседую с вами ещё раз. Но вряд ли скоро – француз рассказал немало любопытного, и Яков Петрович планирует в ближайшее время провести глубокую разведку…

Что? Что-то больно любезный «язык» попался. Чёрт! На всякий случай стоит с ним пообщаться. Хоть и через переводчика. Я, конечно, тот ещё следователь, но зря, что ли, столько детективов в своей жизни перечитал-пересмотрел…

– Иван Севастьянович, а я, пожалуй, поговорил бы с этим пленником. Будете так любезны послужить посредником в переводе?

– С удовольствием. А чем вызвано ваше внезапное желание?

– Возникли некоторые подозрения. Нам далеко?

– Верхом – около четверти часа.

– Тогда, если не затруднит, задержимся на несколько минут, чтобы я мог тоже передвигаться в седле?..

Тихон в течение нескольких минут подготовил Афину, и мы с Глебовым направились в расположение Гродненского гусарского. По дороге, раз уж было время, я вкратце поведал поручику свою «легенду», объясняющую слабое владение французским, и постарался выспросить о пленнике.

– С пятнадцати лет в армии Бонапарта, – рассказывал Иван Севастьянович, – из солдат. Под Фридландом был ещё сержантом. Знаете, Вадим Фёдорович, если и такие офицеры дезертируют – совсем плохи дела в Великой Армии…

Да уж. Что-то слишком плохи, ненатурально плохи, если такие лейтенанты в сентябре голодают и бегут рассказывать противнику чуть ли не дислокацию своих войск…

Потихоньку добрались. Не первый год в войсках, но такого количества гусарских мундиров вокруг себя никогда не наблюдал. Голубые с серебром…

Наверное, за всю историю армий мира не существовало более красивой и элегантной формы, чем у русских гусар Александра Первого.

Но, вероятно, именно она и была самой дорогостоящей (кроме рыцарских лат, конечно) и нефункциональной из всех. Особенно для офицеров: раз уж в гусарах – будь любезен, чтобы белый приборный металл являлся натуральным серебром, а жёлтый – золотом. Так что какой-нибудь корнет Мариупольского гусарского носил на себе значительно больше золота, чем Портос на своей знаменитой перевязи.

Служба в любом гусарском полку была возможна только для самых состоятельных дворян того (этого?) времени. Только лейб-гвардии Конный и Кавалергардский в этом плане были более затратными.

Именно по этой причине знаменитая кавалерист-девица Надежда Дурова служила не в гусарах, как думают многие благодаря фильму Рязанова, а в Литовском уланском – там быть офицером дешевле…

Мы с Глебовым спешились, и он повёл меня к группе офицеров. Среди них выделялся один, в тёмно-синем мундире с жёлтым воротником. Явно он и является «пациентом». Форма совершенно не российская.

Между гродненцами и пленным шло оживлённое общение.

Французский я за два года, конечно, слегка освоил, но примерно где-то на троечку.

Пленный офицер стоял ко мне спиной, но подойдя поближе, я смутно почувствовал, что его голос мне знаком, да и пластика движений тоже. Даже когда человек стоит, он всё равно двигается: телом, руками, головой… Всё это неуловимо, но имеет место быть… И голос…

Моего знания языка хватило, чтобы в общем смысле понять фразу, которой заканчивал свою тираду французский офицер. Что-то типа: «Я был чемпионом своего полка, месье. И если вы вернёте мне шпагу, или возьмём хотя бы учебное оружие, то почти наверняка выйду победителем в поединке с любым из вас…»

Я не ошибся.

– Риске-ву дё круазе лё фер авек муа, лё мэтр Жофруа?[7]

Бывший Лёшкин гувернёр вздрогнул, даже ещё не увидев меня – или голос узнал (хоть я с ним никогда на его родной «мове» не общался), а может, напрягло провокатора имя, под которым он прожил в России несколько лет. Скорее второе – когда он повернулся и увидел того, кто к нему обратился, на лице француза нарисовалось чёрт-те что. Явно не ожидал встретить здесь старого знакомого.