Шпага Софийского дома

Ну, что он лоцмана не убивал, то, положим, ливонцы всегда подтвердить могут. Хоть рыцарь Куно фон Вейтлингер, хоть капитан «Благословенной Марты», как бишь его… ага… Иоганн Штюрмер.

Подтвердить-то они подтвердят, но вот где их самих сыскать? А кроме них – некому. Ну, Ставр, сволочь, он и это продумал. Хорошо еще – не в смерти владыки Ионы обвинили, он ведь тоже недавно умер. Третьего дня, кажется…

Можно, конечно, потребовать отложить суд. До обнаружения главных свидетелей. Но это как повезет. Уж наверняка Ставр приложит все свое влияние, чтоб обойтись теми видоками, что есть. А уж они-то что угодно подтвердят, особенно Митря, который «все слыхал неединожды».

Хорошее дело Ставр на Олега повесил – концов не сыскать, не выбраться… Стоп!

А ведь, по новгородским законам, и судебный поединок выбрать можно! Против главного лжесвидетеля – Митри. В качестве оружья мечи короткие взять – а ну, Козлиная Борода, прэ? Замечательно! Только у них, кроме Митри, чай, еще свидетели имеются…

Олег Иваныч не заметил, как давно уже отворил двери Пафнутий. Стоял, ждал, размышлять не мешая. Наконец заметил его Олег Иваныч, остановился, глянул сурово, чего, мол…

– Гость к тебе, батюшка… Гришаня с делом важным.

– Гришаня? Так чего ж ты стоишь, зови! Хоть «с делом» он, хоть без…

– Здрав буди, Олег Иваныч, – возник на пороге Гришаня. В новом щегольском плаще алого бархата, теплом, подбитом куницей, в такой же шапке, в красных сафьяновых сапогах, на поясе кинжал в окладе серебряном. Важный. Позади отрока маячили клерки-дьяки. Подобострастно маячили, словно не отрок заглянул, а начальство строгое. И с чего б это они?

– Житий человек Олег Иваныч! – незаметно подмигнув Олегу, отрок строго взглянул на дьяков. Те приуныли.

– Облыжное обвинение снять, впредь все дела таковые с новым владыкой решати, – распорядился Гришаня. – Вот вам владычная грамота.

Он извлек из-за пазухи свиток с восковыми печатями.

Сломав печати, старший дьяк зашевелил губами… читал.

– Ты уж не гневайся на нас, господине, – дьяк просительно заглянул в глаза Олегу Иванычу. – Понимай – служба наша такая.

– Да уж понимаю, сам служу, – потирая запястья, усмехнулся Олег Иваныч. – Эх вы, незаконники…

На дворе уже ждал возок, запряженный парой гнедых.

– Нно, залетные!

Понеслись! Со свистом, с перехлестом, с гиканьем.

– Ну, рассказывай, – с удовольствием хлебнув ставленого меда из предусмотрительно захваченной по пути плетеницы, Олег Иваныч откинулся на меха. Он уже примерно знал, что случилось, но все ж таки было интересно послушать.

– Как ты, может, помнишь, по приезде я на Ярославово дворище подался, – смеясь, рассказывал отрок. – Старый-то владыка, Иона, умер. Нужно другого выбирать. Вот я и пришел узнать, на кого жребий написан, во владыки желающих. Троих записали мужи новгородские – духовника покойного владыки Варсонофия, Пимена-ключника и игумена Феофилакта, протодьякона Никольского да Вежищского. Написали жребии на пергаменте, принесли на площадь Софийскую, на престол святой возложили. Как литургию отслужили – протопоп тащить начал. Народ вокруг столпился – всякому интересно, кто ж новым владыкой будет? Взял протопоп первый пергамент – Варсонофий… Второй – Пимену выпал… Один Феофилакт на престоле остался, по закону – ему и владыкой быть! Так и возвели в сени Софии Святой Феофилакта-игумена. Ныне он – владыка, архиепископ новгородский Феофил! Тебя пред свои очи требует! Ты знаешь, кстати, кто против тебя копает?

– Тоже мне, секрет полишинеля! Догадываюсь, – хмуро бросил Олег Иваныч.

Гришаня покачал головой:

– Вряд ли на него думаешь. Пимен, ключник! Со Ставром, змей, стакнулся, хотели жребии подменить, да не вышло. Сейчас в бега подался, Пимен-то…ловят. Как словят, кнутом бит будет – хоть и не по новгородским законам то – да тыщу рублей денег заплатит в казну софейскую. За имание твое неправедное – в числе том…

– Круто, – покачал головой Олег Иваныч. – А Ставр что? Так и отделается легким испугом?

– Да на Ставра-то ничего нет, кормилец, сам знаешь! Кроме наветов. Пимен-то про него не расскажет – невыгодно.

– Ясно. В общем, опять как в прошлый раз – слухи одни, и никто ничего…

Феофилакт… вернее – Феофил, новый новгородский архиепископ, встретил Олега Иваныча ласково. Пожаловал кафтан немецкого сукна да серебряную деньгу, усадил пред собой на лавку, всех из палаты выгнав, рукою, благословя, махнул.

– Ну, рассказывай, Иваныч, про Литву!

Олег Иваныч усмехнулся:

– В общем, страна неплохая, красивая даже…

– Да ты не про страну рассказывай, знаем, какая Литва, – нетерпеливо перебил Феофил. – Говори про князя!

Про князя?

Олег Иваныч чуть было не спросил – простота – про какого, да вовремя одумался. Ясно, про какого – про Михаила Олельковича, приглашенного. Что только про него рассказывать-то? Про то, что Михаил Олелькович – сын киевского князя Александра, Ольгердович то есть – какой-то родственник королю Казимиру. Это с одной стороны. С другой – мать Михаила, княжна Анастасия, приходилась московскому князю Ивану Васильевичу родной теткой. А сам Михаил, стало быть, кузеном…