Почему Олег Иваныч решил последовать с Гришаней, а не остался у Мефодия, он и сам толком ответить не мог. Ну, сидел бы у Мефодия, охотился бы. Может, набрел бы случайно на то самое место, где… где открывалась дыра во времени, что ли, если так можно выразиться. Но, вообще, не факт, что набрел бы. Он уж и забыл, где это. Только приблизительно помнил, и то не был уверен… А вдруг дыра эта уже больше и не открывается? А если и открывается, то, может, раз в сто лет? Значит, не стоит сидеть сиднем у черта на куличках, а попытаться добраться до того же Новгорода, а там… Что «там», Олег Иваныч пока представлял себе крайне приблизительно, вернее, почти вообще никак. Правда, еще со школы помнил о том, что средневековый Новгород был красивым и богатым городом, которому постоянно приходилось отражать нападения крестоносцев да разных прочих шведов. Вот, пожалуй, и все.
Олег Иваныч отпустил небольшую бородку, перевязал отросшие волосы узким кожаным ремешком и, в дареном зипуне, сапогах и пестрой рубахе, ничем не отличался от местных жителей, правда, кроме джинсов, кои он, по здравому размышлению, оставил – уж больно прочными и удобными они были, к тому ж почти не отличались от местных портов, ежели не очень присматриваться…
Он перекрестился на Тихвинскую Одигитрию – может, поможет?
Народу здесь, в церкви Успения Богородицы, толпилось много и всякого. Начиная от зажиточных своеземцев и купцов и заканчивая откровенными оборванцами крайне подозрительно вида, встречаться с которыми в темных безлюдных местах даже Олегу, несмотря на все фехтовальные приемы да самбо, не хотелось бы. Хряпнут кистенем по башке – никакое самбо не поможет! Вообще, времечко вокруг стояло лихое – без оружия народ на улицу выходить не рисковал, нож или узкий кинжал завсегда к поясам пристегивал, а больше всего – кистень. Вот и Олег Иваныч с подачи Гришани обзавелся таковым сразу же по приезде – таскал повсюду при себе в калите, на поясе, рядом с двумя серебряными новгородскими деньгами и горстью медной мелочи. Монеты представляли собой трофеи, добытые от ушкуйников Тимохи Рыси и честно поделенные между всеми сражавшимися, включая Олега Иваныча с Гришаней.
Сняв шапки, люди истово молились, Олег Иваныч, на всякий случай придерживая на поясе кошель-калиту, украдкой рассматривал молящихся, не очень-то желая увидеть среди них угрюмую рожу Тимохи или козлиную бородку Митри. Нет, покуда таковых видно не было.
Внимание его привлекла молодая женщина, поставившая аж две свечки на помин души. В длинном черном покрывале, в черных же, ниспадающих до самой земли одеждах, с бледным красивым лицом и большими золотисто-карими глазами, она казалась словно сошедшей с иконы. Он смотрел на нее не отрываясь, уже не украдкой, и женщина вдруг что-то почувствовала, обернулась, встретившись взглядом с Олегом. Тот вздрогнул – в красивых золотистых глазах ее стояло целое море печали и застывшей неизбывной боли…
Он молчал всю дорогу до двора отца Филофея – настоятеля Успенской церкви, где они с Гришаней остановились, потом уже, вечером, когда сели ужинать, спросил, словно бы невзначай, кто такая.
– Нет, не знаю, – покачал головой Гришаня, – Но, кажется, видал в Новгороде. Давай у отца Филофея спросим.
– Новгородская боярыня Софья, – тихо ответил отец Филофей, – вдова боярина Григория Заволоцкого. Несчастная женщина – мужа московиты в стычке убили да двоих деток лихоманка спалила. Вот ведь судьба… Каждый год сюда приезжает помолиться Тихвинской. Щедро на приход жертвует. Однако пора и почивать, – батюшка широко зевнул, перекрестил рот и поинтересовался, каким путем «братие» собирается ехать в Новгород – на лодье али по суху.
– Да нам, в принципе, все едино, – встретившись взглядом с Гришаней, махнул рукой Олег Иваныч. – Лишь бы побыстрее.
– Побыстрее, говорите… – отец Филофей помолчал, раздумывая, а после посоветовал завтра пошариться по торговым рядам, зайти в корчму, в общем, поспрошать, кто из купцов когда в Новгород едет. Многолюдный Тихвинский погост стоял на пересечении целых пяти торговых дорог – Московской, Новгородской, Ладожской, Устюжской и Зарубежской, – так что найти подходящий купеческий караван особых проблем не составляло. А по суху он отправляется иль по воде – дело десятое. Олег Иваныч даже поначалу предлагал одним добираться, отец Филофей с Гришаней аж сбитнем захлебнулись, услыхав такое. Да он и сам понял, что сморозил явную глупость. На дорогах «шалили», так что ехать вдвоем-втроем – верная смерть. Ограбят и живота лишат – к бабке не ходи! Путешественники, купцы да богомольцы сбивались в ватаги. Так и безопасней, и веселее.
На следующий день Олег Иваныч с Гришаней разделились. Гришаня работал в первую половину дня – шатался по торговым рядам да по богомольям, а вечером настала очередь Олега. Сменив щегольской голубой зипун на затрапезный кафтанишко, старший дознаватель Н-ского РУВД, майор милиции Олег Иванович Завойский, сунув за пазуху кистень, отправился в корчму Кривого Спиридона – самое известное злачное место погоста.