Шпага Софийского дома (Новгородская сага - 1)

Подмигнув Олегу, подросток скрылся за бортом. "Тут он!" - прошептал кому-то во тьму.

И началось!

Неведомо откуда полезли в разбойничью лодью бородатые вооруженные люди! Целый отряд, человек двадцать. Кто с топором, кто с ножом, кто с дрекольем. На одном блеснули серебром пластинчатые латы...

Все кончилось почти сразу. Некому было сопротивляться. Кое-кто из ушкуйников был убит сразу, не успев ничего понять, кто-то пытался бежать в лес - и напарывался на сидящих в засаде. Спаслись лишь двое, Тимоха и Митря, они не ночевали в лодье, а спали вдали, на кострище. Как только засверкали ножи, неслышными тенями бросились они в омут и, вынырнув на другом берегу, исчезли, растворились в пелене начавшегося дождя... Ну, да пес с ними...

Напавшие были людьми своеземца Мефодия, родного Гришаниного дядьки. Выпрыгнув в окно, Гришка поначалу кошкой ходил вдоль ограды, чуть было не столкнулся с ушкуйниками Рыси, затем, поняв, что ничего ему тут не светит, обежал остальные дома погоста - там никого не было, кроме еще не остывших трупов. Там-то и повстречался Гришаня с охотничьей ватагой Мефодия. Чего и следовало ожидать, ведь места вокруг были заселенные. Не одна ватага, так другая б встретилась, желающие, чай, нашлись бы помочь софейскому служке. Ну, дядька так дядька. Еще и лучше.

Усадьба Мефодия располагалась в центре Спасского погоста, на Шугозерье, рядом с деревянной одноглавой церквушкой. Принадлежащий Мефодию шестистенный сруб из трех клетей - "теплая изба" с печкой, "светлая изба" без печки и просторные сени с крытым крыльцом, на взгляд Олега, стоили немалых денег. А во дворе были еще хозпостройки и баня, такая замечательная, в какой Олег в жизни никогда не парился, а теперь вот довелось...

После баньки - вот где попарился-то наконец! - разомлев и переодевшись в чистую подаренную хозяином рубаху, Олег Иваныч с удовольствием растянулся на широкой, крытой звериными шкурами лавке в ожидании ужина. Сновали туда-сюда домочадцы хозяина, бросали украдкой любопытные взгляды. А среди местных девок попадались очень даже ничего, чернобровые дивчины... Пол в "светлой" горнице был устлан домоткаными циновками-половиками, как сказал Мефодий, по обычаю местной веси, лавки, скамейки, сундуки - все в типичном древнерусском стиле и тоже наверняка не дешевое. В красном углу - иконы старинного письма, выглядели они, впрочем, довольно ново. Олегу, правда, казалось, что не хватает в избе какой-то привычной детали... только вот какой... А вот какой - телевизора! И телефона не видно, и гаража во дворе почему-то нет, а ведь хозяин явно не нищий бюджетник, при таких-то хоромах не грех иметь и тачку, не обязательно новую, но вместительную, какой-нибудь "фольксваген-пассат".

Олег Иваныч вышел на крыльцо, присел на высоких ступеньках. Погост располагался на вершине холма, и с усадьбы открывался замечательный вид на округу. Слева - Большое Шугозерское озеро, прямо - озеро поменьше, Среднее, загаженное местными очистными, чуть дальше еще одно, Маленькое, с чистейшей прозрачной водой...

А где же школа?

Черт побери!

Где автостанция, кирпичные пятиэтажки, желтое здание местной администрации? Где, наконец, шоссе?

Может, это и не Шугозеро вовсе?

Олег Иваныч покачал головой. Да нет, Шугозеро. Местность уж слишком узнаваема, частенько бывал здесь. Но где же все? Олег похолодел, и тоска навалилась вдруг на его сердце. Стрелы, мечи, ушкуйники, старинные, словно только что напечатанные деньги... Олег Иваныч уже знал причину, но не хотел верить...

На крыльцо вышел Гришаня с плетенным из березовой коры туесом, присел рядом.

- Кваску, Олег Иваныч?

Олег не отказался, хлебнул - чудесный квас, даже хмельной - поставил туес на ступеньку. Спросил, холодея:

- Какой сейчас год, Гришаня?

Гришаня аж квасом поперхнулся:

- Да что ты, кормилец?

- Ну, а все-таки?

- Лето шесть тысяч девятьсот семьдесят восьмое кончается!

- Какое, какое?!

- От сотворения мира.

Олег Иваныч охватил голову руками:

- А... А - не от сотворения мира?

- От рождества Христова - одна тысяча четыреста семидесятое.

- Тысяча четыреста семидесятое... - машинально повторил Олег. - Боже! Пятнадцатый век!

Глава 3

Тихвинский (Пречистенский) погост. Июнь 1470г.

...я видел деву - милее нет: сияньем дланей она озаряла...

"Старшая Элла"

Горячий воск стекал по тонкой свече, горячими каплями застывая на руке Олега. Рядом, в полумраке церковного благолепия, горячо молился Гришаня, по щекам его текли слезы.

- Пресвятая Богородица Тихвинская... - шептали губы подростка, глаза его благоговейно взирали на икону Божьей матери - Одигитрию Тихвинскую. Олег Иваныч тоже испытывал волнение, хоть никогда не считал себя слишком религиозным. Тем не менее... То, что он до сих пор жив, в значительной степени можно было объяснить только чудом...