Шпага Софийского дома

А ведь и правда арестуют, с них станется. Где-то за рекой, на Торговой стороне, гулко ударил колокол…

Олег Иваныч бочком-бочком направился было обратно…

— Не пущай его, робята!

Ну вот, дождался! Какой-то здоровенный детина схватил его за руку. Другой — в блестящем шлеме с бармицей вытащил за меч. Со стороны крепостной башни им на помощь бежало еще человек пять, в кольчугах, шлемах и с копьями.

Олег Иваныч затравленно оглянулся. Влип так влип! Олег уже был достаточно знаком со здешними нравами, чтоб понимать — сначала в подвал кинут, а уж опосля будут разбираться, кто таков да зачем владыку видеть хотел. И это «опосля» могло затянуться о-о-очень надолго.

— А ну, шагай-ка в поруб!

— Стойте-ка!

Знакомый голос. Звонкий, пронзительный, ломкий. Олег обернулся.

Отрок. Червленый зипун с блестящей тесьмой, лазоревая рубаха. Стоит подбоченясь, смотрит гордо. Светлые волосы стянуты ремешком, глаза — синие, как море. Гришаня!

— Гришаня!!!

— Батюшки святы… Никак, Олег Иваныч?!

Миг — и Гришаня бросился Олегу на шею. Крупные слезы катились из глаз отрока — в эти суровые времена и взрослые воины совсем не стеснялись плакать.

Олег Иваныч тоже почувствовал что-то такое в горле… Но справился, проглотил комок, погладил Гришаню по голове, буркнул — не поймешь что. На самом-то деле рад был Олег Иваныч, ой как рад! Пожалуй, не было у него на этом свете сейчас человека ближе, чем этот софийский отрок… Софийский отрок… Следовательно — человек служилый, исполняющий поручения самого новгородского владыки — архиепископа. Не малая должность в Новгороде была у отрока.

— Гришаня, мне б к владыке!

— Сделаем, Олег Иваныч, сделаем. Онуфрий, что ты встал? Это ж старый мой товарищ и благородный воин. Ну, не ворчи, не ворчи. Вижу, что службу несете не за страх, доложу владыке. Пойдем, Олег Иваныч, провожу!

Узкая лестница. Темень после улицы — хоть и горели свечи. Снова стража. Без слов пропустили — видно, знали Гришаню. Просторный зал, несколько мрачноватые, опирающиеся на столб своды. В кресле, у стены, старец. Черная ряса, сморщенное высохшее лицо, борода, белая как лунь, в руках золоченый посох. Иона…

— Человек к тебе, владыко, — бухнулся на колени Гришаня…

— Вижу, что человек. Исчезни, отрок!

Вблизи он оказался не таким уж и старым, новгородский архиепископ Иона, скорее — изможденным, осунувшимся. Больным. Умные глубоко посаженные глаза неопределенного цвета цепко смотрели на Олега.

— Говоришь, поможет орден против Ивана? — внимательно выслушав сообщение, задумчиво молвил Иона. — Это, конечно, взамен нашей помощи супротив псковичей, чтоб им пусто было. Против Пскова мы поможем, они у нас в печенках сидят. А вот против Ивана… — архиепископ вдруг замолк, закашлялся надрывно, отхаркиваясь кровавыми сгустками в большую серебряную чашу.

— Супротив Ивана — боюсь, не выдюжит орден, — откашлявшись, твердо произнес он. — Не те уж рыцари, что прежде, не те. Под Грюнвальдом-то им хвост поприжали. Вот ежели б с рыцарями еще б и Казимир Литовский… Тот тоже Ивана не жалует. Однако хитер, собака, и осторожен вельми, аки лис. Спору нет, сторожкость тут нужна, с Иваном-то. Особливо — нам, Новгороду, Господину Великому! Хлеб с низовьев перехватит Иван — и что? Свеи, литовцы, продадут? Так не так уж у них у самих его много… Ганзейцы? Те хитрованы великие. Не торгуется им, вишь. Что ты про рыцаря молвил? Придет?

— Как только согласитесь на встречу, э… сэр! — заверил Олег Иваныч, не совсем точно представляя себе, каким образом следует обращаться к лицу столь высокого духовного сана. Монсеньором его, что ли, называть? Или — ваше высокопреосвященство?

— Передай — завтра в полдень, на дворе Ивановской сотни. Пусть будет одет как купец. Дело якобы разобрать торговое. Уразумел? — впавшие глаза старца сурово мерцали в полутьме зала.

Олег Иваныч хотел было от себя предложить для встречи пароль — типа «Вам не нужен славянский шкаф?» — а что, уж если играть в шпионов, так по-взрослому. И так все происходящее сильно напоминало ему джеймсбондовский боевик. Олег даже и рот уже открыл, чтобы сказать… Но осекся!

Уж слишком величественно выглядел архиепископ — даже больной, — и явно не было у него никакого намерения шутить, потому как весьма и весьма серьезные вопросы затрагивала завтрашняя встреча.

— И сам языком не больно-то мели, воин, — напоследок предупредил Иона. — Укоротим быстро!

Олег Иваныч несколько даже обиделся, хотел было возразить, да Иона уже махнул рукой — иди, мол.

Неловко поклонившись, Олег направился к выходу. Солнечные лучи, проникая сквозь цветные витражи в окнах, окрашивали пол синим, зеленым и желтым, в желтых световых столбиках была сильно заметна пыль. Олег Иваныч не удержался — чихнул-таки на выходе.

— Будь здрав, — вежливо шепнули в ухо.

Олег вздрогнул.

— Возьми-ка, — взявшаяся неизвестно откуда высокая фигура в рясе и монашеском клобуке протянула ему небольшой кожаный мешочек. — Служи верно Великому Новгороду! — с этим напутствием фигура растворилась в пыльном сумраке владычной палаты.