Шпага Софийского дома

Проснулся Олег Иваныч в холодном поту, спрыгнул с лавки — квасу… Напился, рукою рот вытер, сел у окна, задумался. Кто его знает, может, и есть какая правда в словах Олексахиных про боярина Ставра? Да и Иону-владыку не кто иной, как Ставр, погубить задумал. Надо бы предупредить завтра владыку, чтоб пасся. Однако как и молвить про Ставра-то? Непростой человек боярин, Иона доказухи потребует. А какая на Ставра доказуха? Так, предположения только, домыслы, интуиция. А как говорил районный прокурор Чемоданов, «интуицию свою можете в жопу засунуть, суду конкретные факты нужны!». Правильно, в общем-то, говорил… хоть и оборотень!

Олег Иваныч передернул плечами. И приснится же такое! Вроде не пил вчера, рейнское только. Так рейнское это так, сироп. Ладно, покопаем на Ставра-боярина, глядишь — и нароем чего. Ну, это завтра.

Из распахнутого окна ощутимо повеяло холодом. Слава Богу, хоть не замогильным! Обычным ночным холодом повеяло, осенним. Все равно неприятно.

Зябко поежившись, Олег Иваныч захлопнул ставни, снова улегся на лавку и, натянув до подбородка теплую шкуру, уснул, на этот раз крепко, без сновидений.

В старой, но еще вполне добротной избе на улице Нутной, в двух кварталах от усадьбы Феофилакта, так же крепко спал агент — сбитенщик Олексаха. Похрапывал, положив руку на мягкую грудь дородной ткачихи Настены. Вверху, на полатях, посапывали малолетние Настенины детки — Ванюшка и Параня. Параня иногда вскрикивала во сне — на ночь рассказал дядя Олексаша страшную сказку про злобного оборотня-волкодлака.

А «злобному оборотню» — боярину Ставру — не спалось в эту ночь. Не смыкая глаз, ходил боярин по горнице — думал. О тайном соглядатае думал, коего чуть не поймали сегодня верные слуги. Чуть не поймали… Эх, упустили, раззявы! Нифонтию-тиуну — плюгавому мужичонке — велел всыпать горячих, чтоб вдругорядь проворнее был, ну, а недоросля, того, что жив остался, как выздоровеет, решил боярин продать татарам в навечное рабство. Ну надо ж такими тупорылыми быть! Татя-то заловить сумели, а вот удержать… Того не сообразить было, что хитер да коварен тать-то! Эх, как уехал на Москву Тимоха Рысь с поручением боярским — простого дела поручить стало некому. Один Митря Упадыш — да и тот пронырлив больно. Такому и верить-то можно с большой оглядкой, а лучше — вообще не верить, как, впрочем, Ставр и делал. Повязал кровью, теперь куда он, Митря, денется?

В дверь поскреблись. Митря. Легок на помине.

— Про мальчонку, недавно купленного, спрашивал, государь?

Про какого мальчонку? Ах, да… Тонкие губы боярина искривились в усмешке. Да, велел он верным людишкам прикупить на Москве отрока — для забавы. Вот привезли сегодня, по последней воде караваном… А и правда, позабавиться? Отвлечься, все равно сон не идет.

— Веди! — кивнул Ставр, ноздри его породистого носа расширились, словно у хищника, внезапно почуявшего добычу.

— И плети не забудь. Новые! — крикнул вдогонку Ставр. Митря оглянулся, кивнул угодливо — не забуду, мол, как можно.

Мальчонка оказался темноволосый, худенький. Сапожки алые, рубаха беленого холста петухами вышита, алым парчовым поясом повязана. Остановился отрок в дверях, поклонился почтительно. Ставр его за руку взял — тонка ручонка, кожа гладкая, нежная — подвел к столу, усадил, по волосам погладил.

Отрок улыбнулся доверчиво — не знал, зачем позвали. Погоди, узнаешь еще. Верный Митря Упадыш давно уже приготовил веревки да плети. Сейчас… Сейчас, сейчас…

— На, отроче, сбитня испей, горяченького. Да вон, пирога скушай. Хочешь, небось, есть-то?

— Благодарствуйте.

Мальчишка съел кусок пирога рыбного, крошки аккуратненько смел со стола в ладошку, в рот отправил.

Ставр придвинулся ближе, положил руку на мальчишкино плечо — тонкое, словно у птенчика — провел рукой по щеке, взял за подбородок, в глаза заглянул — чувствует ли, что всего ничего жить ему осталось, да и тот остаток — в адских муках пройдет. Глаза у отрока оказались светло-синие, нет, скорей голубые… голубые…

…как кафтан у того шильника! У татя мерзкого! Только цвет лазоревый и заметил оглоед недобитый…

Черт!

Вздрогнул боярин, отпустил подбородок мальчишкин. С лавки встал, заходил вдоль стола. Нервно заходил, губу покусывая.

А ведь про ход-то потайной, чай, известно теперь! И кто знает, может, сидят уже, в кустах притаившись, соглядатаи тайные? Ждут-дожидаются — чего, сами не знают. И ведь дождались бы сегодня трупа окровавленного!

Похолодело в груди у боярина. Это ж надо — чуть не попался! Нет, не время сегодня забавляться, совсем не время. И завтра не время, и послезавтра. Пока не решится загадка о соглядатае в кафтане лазоревом. Больше ничего толком не сказал слуга-то. Лицо как лицо — обычное. Волос длинный, светлый, борода узка. Боле ничего не заметил, да и темновато было. Вот ведь олух! А сам-то Ставр — не олух ли царя небесного? Ишь, забавляться вздумал! Врагам тайным на радость. Ладно, повременим покуда. Тем слаще забава выйдет!

— Митря! Проводи отрока в спальню. Да квасу ему поставь, может, пить захочет. Тебя как звать-то, отроче?

— Онцифером кличут, боярин-батюшка.