Шпага Софийского дома

— Конечно! Он же поляк. У них такое сплошь и рядом! Да и сам Кшиштоф, ну, Ольшанский, из загоновой шляхты — все имущество: дыра в кармане да вошь на аркане. Зато — шляхтич! Попробуй, тронь… Хоть ты сам король — все едино. Он у нашего Полоцкого воеводы на службе был, Кшиштоф-то. Мы там с ним и познакомились — я ж тож в ополчении… А в прошлое лето подался в Польшу Ольшанский… надоело, сказал, тут у вас скучно. Получил за службу деньжат — все и пропили с ним в корчме, ни медяка не осталось. Махнул утром Кшиштоф рукой — да так и поехал, без денег. Хорошо, лошадь не пропили — не смогли больше. Хороший парень Кшиштоф. Думаю, свидимся в Троках — он вполне может у королевского двора ошиваться, Кшиштоф-то, вполне… Чу! Слышь-ка!

Федор вдруг замолк, предостерегающе подняв палец. Олег Иваныч прислушался. Нет, вроде спокойно все.

— Словно где лошадь ржала, — тихо пояснил Федор. — Недалеко, у болота.

Олег посмотрел в ту сторону — тьма, кусты, деревья. На деревьях тусклые кровавые тени — отблеск догорающих углей. А ведь здесь, у костра, как на ладони…

— Давай-ка, Федя, костерок подальше разложим, — на всякий случай предложил Олег. — А этот притушим… мало ли…

— На живца ловить будем? — понимающе усмехнулся Федор, бросая в костер охапку стылой землицы…

Предосторожности были не лишними — лиходеев хватало. Лес — он и есть лес. Чаща.

Предупредив сторожу — трех воинов, заранее расставленных Олегом Иванычем по разные стороны поляны, — новый костер запалили саженях в тридцати, ближе к дороге. Сели рядом в кусты — ждать.

Ничего не дождались, замерзли только — чай, не лето, почитай, ноябрь скоро.

Олег Иваныч широко зевнул, потянулся, оборачиваясь к проводнику. Тот вдруг напрягся… прислушался… Точно! Вроде как где-то звякнуло… Показалось? Нет… вот еще раз… А между прочим, железные листья на деревьях в лесу не растут, и обычных-то мало осталось. Спрашивается, что может тут звенеть?

— Тсс! Вот они… — прошептал проводник прямо в ухо Олегу. Тот и сам уже увидал: совсем рядом с ними, и пяти локтей не будет, осторожно прокралась мимо чья-то темная тень в островерхом шлеме. Вот и снова звякнуло — нечего шеломы в лесу таскать.

— Буди всех, Федор. Я пока тут… покараулю.

Понятливо кивнув, Федор ужом скользнул к шалашам.

Занятное было зрелище. Столпившиеся вокруг фальшивого костра люди — Олег Иваныч явственно различал по крайней мере трех — озадаченно поводили обнаженными саблями. Видимо, хотели изрубить, незаметно подкравшись, — да вот фиг вам!

Разбойник в высоком шлеме — видно, главный — что-то повелительно буркнул, затем махнул рукой. Ясно было, что добыча где-то рядом, однако поди-ка поищи, в ночном-то лесу. Найдешь, может быть… от мертвого осла уши.

Яростно распинав костер, черные тени двинулись обратно к дороге… И вдруг резкое конское ржание прорвало тягучую тишину ночи!

Разбойники развернулись и, вытащив сабли, молча углубились в лес. А лошадь не унималась — ржала и ржала, зараза, видно, не докормили или почуяла близкого волка. Не важно уж было то…

Над высокими вершинами светлело небо. Скоро и утро. Хорошо хоть, здесь, в лесу — тьма. А разбойнички, видимо, решили расправиться с сонными, утра не дожидаясь. И правда — чего два раза ходить…

Рраз!

На весь лес оглушительно лязгнуло железо, как бывает, когда со всей силы пересекутся меж собой два добрых меча.

Снова лязгнуло. Кто-то вскрикнул.

Странная это была битва. Рубка на ощупь. Когда не видишь — угадываешь только — кто перед тобой, чужой или свой… Узнавали по крику.

Выхватив шпагу, Олег Иваныч бросился в гущу сраженья. Если она была, эта гуща…

Возникла впереди длинная темная тень.

— Отзовись, паря!

— То я, Онисим-воин.

— А я Олег.

— Да узнал. Вон там они, к дороге жмутся…

— Вижу.

— Пойдем, попро… Ааа!

Пораженный в шею, рухнул Онисим на черную землю… Сделав ложный выпад — больше по привычке, чем по надобности, все одно ни хрена не видно, — Олег Иваныч наугад ткнул шпагой. Чей-то тихий стон… Хруст веток. Падение… Ага! Так вам, тати ночные! От колющего удара кольчуга плохая защита.

Снова звук удара. На этот раз слева. И справа. И, кажется, впереди. Везде! Своих бы не приложить, Господи!

К утру все было кончено. Напавших оказалось не так уж и много — меньше десятка. Все окольчужены, в шеломах — вот вам шеломы в лесу — не было б их, не звякнули бы — мечи, сабли. Копий нет — неудобно в чащобе с копьями-то, да и со стрелами тоже. Значит — понятно, где-то рядом лагерь вражеский, у болота скорее всего, недаром там кони ржали…

— Глянь-ко, Онисима как приложило? Упокой его, Господи…

— Гришка, Гриш, жив ли?

— Да жив… рука болит только, хорошо приложил кто-то… А ловко ты, Федор, его копьецом-то, прям, словно святой Георгий змия…

— Панфил Акимыч, этот вроде дышит!

— Ну-ко, посвети.

Олег с любопытством подошел ближе к свету зажженного факела. Посреди поляны, прямо на недавнем кострище, вытянувшись, лежал здоровенный детина в черненом панцире фряжской работы, надетом поверх длинной кольчуги, в железных поножах и тяжелом островерхом шлеме. Лицо лежащего скрывала кольчужная маска-забрало.

— Ну-к, отцепи кольчужицу.