Шпаги и шестеренки

– Вы к ней несправедливы, – сказал Дежон. – Она очень милая… да, немного испорченная бреднями суфражисток, но вместе с тем… Столько огня, задора… К тому же, она, кажется, хорошо фотографирует. Во всяком случае, ее фотографический аппарат лично мне внушает громадное уважение. Все эти линзы, рычажки, эта фотовспышка… Будьте к ней снисходительны…

– К фотовспышке? А, к мисс гениальной писательнице? Я к ней снисходителен. Я невероятно снисходителен, если бы мои приятели из Техаса меня сейчас видели, то освистали бы… как последнюю размазню. Я, видите ли, к ней несправедлив! – американец огляделся по сторонам в поисках плевательницы, но в салоне корабля Ее Императорского Величества «Борей» такой необходимой детали обстановки, к сожалению, не было. – Это вы… и наши бравые летуны, от капитана до последнего матросика, млеете в ее присутствии, а я… Почему, собственно, она пользуется такими привилегиями?

– Ну, она дама, – напомнил Егоров.

– Что вы говорите? – восхитился американец. – Но она ведь постоянно борется за равноправие. Так ведь? Тогда почему ей выделили отдельную каюту? Мы же говорим о полном равенстве полов, джентльмены. О равенстве. Значит, какие могут быть реверансы? Простые товарищеские отношения. Прекрасно поспали бы на соседних койках.

– Вы просто не можете ей простить то, что в результате вам пришлось поселиться в каюте с мичманами, – сказал Егоров.

– Да, не могу. У меня очень чуткий сон, а у этого треклятого мичмана… у Смитстоуна, такой дикий храп…. Кто мог подумать, что в этом тщедушном теле восемнадцатилетнего мальчишки вмещается столько рева и клокотания? И самое главное, он ведь не просыпается даже от пинков. Меня второй сосед предупредил, что это бессмысленно, нужно просто принять как неизбежное и терпеть…

– И поэтому вы прошлым вечером прихватили с собой в каюту бутылку бренди? – поинтересовался Дежон.

– Да, сон это не улучшает, но желание придушить мичмана Смитстоуна немного уменьшается… Кстати, ни у кого нет желания немного выпить перед обедом? Эти воспоминания о ночных кошмарах… да и о несчастной «Луизе»… требуют каких-то лечебных действий… О… – Конвей указал рукой на тень от спинки кресла, скользящую по полу: – Мы меняем курс?

– И уже третий раз за последний час, – кивнул Егоров. – У меня складывается ощущение, что капитан что-то разыскивает в этой степи… извините, в этом буше или вельде.

– Нигера, – быстро сказал Конвей. – Он разыскивает нигера, потому что нигера нужно искать днем, ночью нигера не найдешь, пока он не улыбнется. А за каким чертом нигеру улыбаться ночью?

– Какого нигера? – поинтересовался Дежон. – Какого-то определенного нигера, или…

– Или. Любого. Достаточно тупого, чтобы оказаться в тысяче ярдов от «Борея», на дальности выстрела нашего уважаемого попутчика мистера Яна Ретифа. Вы обратили внимание, он ведь каждый день дежурит на дозорной площадке со своим «громобоем»…

– Он называет свое ружье «Гневом Господним», – поправил американца Дежон. – И он имеет основания для того, чтобы использовать этот «Гнев» против любого чернокожего в этих местах. Вы же слышали его историю…

Тень на полу снова поползла к переборке.

– А еще мы, кажется, снижаемся… – Егоров отложил в сторону книгу. – Во всяком случае, дифферентные цистерны задействованы, не находите?

Словно в подтверждение его слов, карандаш, оставленный Алисой на столе, покатился и остановился только упершись в приподнятую закраину стола. Корабль снижался, наклонившись на нос.

– Если сейчас начнет пыхтеть главный охладитель…

Конвей не успел договорить – в трубопроводе, проходившем под потолком салона, зашумела перегоняемая вода. Ухнули поршни вспомогательной пневматической машины, зачастил механизм сброса пара, выхлопы стали громче и чаще, постепенно слились в быстрое бормотание.

«Борей» снижался, это было понятно, причем снижался быстро, гораздо быстрее, чем при обычной посадке.

– Но здесь же нет причальной башни, – Дежон встал с дивана и посмотрел в иллюминатор. – Буш и буш. Гладкий, как стол.

– Вы никогда не видели, как воздушные корабли садятся на неподготовленном месте? – Егоров встал с кресла. – Это очень интересное зрелище. Предлагаю выйти на палубу. Или даже на смотровую площадку…

Полированные поручни, окружавшие площадку, были почти раскалены – солнце нагрело их, Егоров чуть тронул блестящий металл пальцами и убрал руку.

– Здравствуйте, мистер Ретиф, – сказал Дежон, выйдя на площадку, но бур даже не оглянулся в его сторону, все так же сидел на раскладном стуле. Свое жуткое длинноствольное ружье он держал на коленях.

– Я тоже рад вас видеть, – сказал француз. – Итак, куда мы должны смотреть?

– Носовая техническая площадка, – Конвей указал рукой вперед. – Видите вон тот забавный механизм?

Два матроса быстро сняли брезентовый чехол с механизма, похожего на странное сочетание пушки и лебедки. Вот если бы кто-то собрался охотиться на Левиафана, то именно так должно было выглядеть орудие, способное поразить библейское чудовище.