Шпандау: Тайный дневник

6 августа 1953 года. Сегодня Нейрату приказали вычеркнуть следующие предложения из его письма от 2 августа: «Несколько дней назад у меня был приступ слабости. На этот раз не в голове, а в ногах. Но мне уже лучше, и, надеюсь, к вашему приезду я уже буду в полном порядке». Нейрат обратился к новому британскому директору Катаиллу, который коротко и недружелюбно заметил: «Любая информация о вашем здоровье может исходить только от нас».

Вечером Нейрат впал в истерику и плакал.

2 сентября 1953 года. Долгое время думал, стоит ли детям приезжать на свидание, особенно теперь, когда нам разрешили получасовые свидания раз в месяц. Наконец я решился, и вчера приезжал Альберт, а сегодня — Хильда. Они хотели приехать вместе, но их просьбу отклонили: детям старше шестнадцати лет разрешается приезжать только по одному.

Когда меня арестовали, Альберту было десять, Хильде — девять. Сейчас, восемь лет спустя, передо мной сидели взрослые молодые люди. Я пристально рассматривал их лица, пытаясь узнать знакомые черты. Как трудно понять человека по письмам и фотографиям! Альберт находился в состоянии сильного душевного волнения, чем очень меня встревожил; Хильда вела себя более сдержанно. Как мы договорились в письмах, мы болтали о ее жизни в Америке. Ее радость передалась мне.

Спереди воротник у свитера вытерся, поэтому, идя на встречу, я надел его задом наперед.

3 сентября 1953 года. Редер вернулся со свидания с женой. Он сказал ей, что за американский месяц набрал около трех килограмм. Когда она спросила, на сколько он похудел во время русского месяца, их прервал советский переводчик: «Прекратить! Вам не разрешается об этом говорить».

Нейрат во время свидания со своей женой сказал, что неважно себя чувствует. Тогда тоже вмешался советский переводчик, но Нейрат продолжил, невзирая на запрет:

— Видишь, здесь кругом ложь и лицемерие.

7 сентября 1953 года. Сегодня в половине седьмого узнали первые результаты вчерашних выборов в бундестаг. К двенадцати стали известны предварительные итоги голосования. Дёниц оставил их без комментариев, и Ширах не преминул заметить:

— Не может смириться с поражением правых.

— Партия правых не получила ни одного места? — задумчиво спросил Гесс. — Говорите, она — преемница национал-социалистической партии? А люди об этом знают?

Я подтвердил, что знают, и он добавил, качая головой:

— Тогда я не понимаю.

Лично я доволен, что победил Аденауэр.

9 сентября 1953 года. После совещания директоров полковник Катхилл заговорил с Нейратом непривычно дружелюбным тоном, но, как оказалось, лишь для того, чтобы поставить его в известность о решении директоров: даже на свиданиях он не имеет права сообщать информацию о состоянии своего здоровья. Нейрат отвечает бесцветным голосом:

— Скоро вы запретите мне думать о моей болезни.

9 сентября 1953 года. Вечером мне удалось передать Нейрату письменные показания профессора Эриха Кауфмана. Документ составлен на нескольких страницах. Я получил его от дочери Нейрата. Кауфман был уважаемым профессором международного права, который бежал из Германии. Вскоре после войны он вернулся и часто давал консультации министерству иностранных дел Германии по правовым вопросам. В качестве юрисконсульта он составил аффидевит с требованием немедленно освободить Нейрата на законном основании. Тем не менее Нейрат остается фаталистом.

— Хотя это кажется более конструктивным, чем я мог себе представить, — замечает он.

Пока Нейрат читает, я стою на страже, чтобы в случае опасности сразу забрать у него бумаги. Он плохо слышит и видит, к тому же его может выдать волнение. Поэтому сейчас я выполняю при нем обязанности постоянного секретаря. Нейрат просит меня известить его семью, что после последнего тяжелого приступа чувствует себя значительно лучше; только ходить трудно. Но он просит их не писать ходатайства русским.

30 сентября 1953 года. Сегодня цензор велел мне сообщить родным, что в письмах нельзя использовать сокращения таких слов, как доктор (д-р), количество (кол-во), включительно (вкл.), а также сокращенные имена. Если количество слов в письме превышает установленную норму, говорит он, такое письмо будет возвращено. Он также посоветовал ограничиться 1200 словами вместо разрешенных 1300, потому что при подсчете они иногда не могут придти к единому мнению. Еще бы! К примеру, Himmelkreuzdonnerwetter — это одно слово?

Год восьмой