Шпеер

— Что значит, «сам уходит»? — нахмурился Гарри, не уверенный, что правильно понял китайский шелест. — Куда это я ухожу?

— Не знай. Севяся бросай, назад в квайтира.

— Что? — Гарри вскочил, сжимая кулаки. — А больше Сириус ничего не хочет? Передай ему, пусть идет к черту!

— Гайя добьйя, — вздохнула девушка. — Гайя не сказет, сто Мэйхуэй приходиль?

— Хорошо, я не скажу, — он взволнованно запустил пятерню в волосы, растрепывая безбожно встопорщенные вихры. — Не понимаю, с чего Сириус взял, что я вернусь в квартиру?

— Сито-то плохой про Севяся. Сисяс не знаес, потом узнаес, — Мэй протянула руку, изящную и тонкую, как у девочки-подростка, и погладила Гарри по плечу. — Когда узнаес, не веряй.

Она наклонила голову и прикрыла ресницы, очевидно, давая понять, что сказала все, что хотела.

Гарри вцепился в рукав ее красного шевиотового пальто.

— Что это может быть, скажи, умоляю!

Мэйхуэй нахмурила тонкие брови-шнурочки.

— Не знай, — она отвела взгляд, и Гарри понял, что больше ничего не добьется.

«Про НД, небось», — сердито подумал он.

— Спасибо, Мэй, — вслух сказал он, с любопытством разглядывая незваную гостью. — Все-таки как ты нас нашла, а?

Раскосые глаза китаянки сверкнули озорной искрой.

— Сказаль, два кьясиви мущин любиль, не заплатиль и убежаль. Плакаль сюсють. В йесторань плакаль, потом в гостиниц. Англичанин глюпи добри селовеки.

— Ну и ну, — рассмеялся Гарри и вдруг посерьезнел. — Послушай, Сириус не имеет права делать тебе больно! Это не любовь, синяки ставить, — он коснулся ее запястья. — У тебя ребенок, он что, не соображает?

— Это любовя, — не согласилась девушка и вдруг показала пальчиком на его губы. — Севяся укусила. Тозя любовя.

Гарри покосился в зеркало и вынужден был признать китайскую правду.

________________________________________________________________________________________

1) Женевская конвенция — международное соглашение 1949 г., запрещающее физическое и психологическое насилие с целью получения информации.

2) Verzeih mir — «Прости меня»

3) Scheibenkleister — «Блин», «Вот хрень»

* * *

39. Рыцарь присягает доблести

Откинувшись в большом вращающемся кресле, положив ноги на нераспакованную коробку с книжными образцами, директор Поттер сосредоточенно грыз яблоко, усиленно вникая в финотчет по прибылям и убыткам — конец года предполагал подведение итогов.

Итоги были всем хороши, за исключением одного: он, Г. Дж. Поттер, израсходовал колоссальную сумму на квест, лекцию о мотивации и банкет по случаю годовщины «Хога». Новая мебель для его кабинета, которую в итоге растащили сотрудники по своим углам, а также совещание на свежем воздухе малоощутимо, но неприятно ударили по бюджету: директор мысленно внес сии траты в графу «финансовые потери» и тяжело вздохнул.

То, что в теории называлось «инвестициями в будущее», на деле смахивало на мотовство и транжирство.

В целом, экономическая картина складывалась неплохая. Гарри вспомнил, как в свое время требовал разорвать договор с Беллатрисой Лестрейндж, и покаянно вздохнул: суммы продаж на экране монитора красноречиво свидетельствовали, что злодейку-Беллу нужно носить на руках, сдувать пылинки и оберегать, как редкое сокровище. Впрочем, как и господина Макнейра — детективы и женские романы сметали с полок в два счета, оставляя классику и достойные внимания современные перлы пылиться на складе. Гарри вспомнил ноябрьское заседание редколлегии: Макгонагалл и Слагхорн горько плакались о культурном упадке. К его удивлению, главред закатил глаза и цинично заявил, что стаду нужно сено, и побольше, и предложил увеличить стога (то бишь поднять тиражи дрянной беллетристики) и распродать неликвиды на аукционе. А заодно ввернул пакостную фразу: «А на что будем директора содержать?»

Г. Дж. тогда разозлился не на шутку, хотя гадость была сказана ему на ухо. Но сейчас, просматривая отчеты, вынужден был признать правоту редактора: распродажа литературного сена принесла неплохие дивиденды и с лихвой перекрыла опрометчивое разбазаривание средств компании.

— Я дурак, — прошептал он, листая страницы отчета. — Спасибо, Шатц.

Директор вздохнул, отодвинулся от стола и принялся вращаться в кресле. Мысли плавно перетекли в другое русло, от работы далекое. Вчерашняя беседа в мотеле внесла в голову Г. Дж. полный сумбур. От скупых объяснений Северуса легче не стало, напротив, вопросов назрело даже больше. «Интервью» продолжить не удалось; как не удалось даже просто поваляться в гостиничной кровати: после визита Мэйхуэй Северусу кто-то позвонил на мобильный, и, бросив оплаченный номер, редактор отвез Г. Дж. домой и куда-то испарился.

Гарри прождал его почти до утра, вертясь в постели и мучаясь бессонницей. Большой Зверь вернулся едва ли не на рассвете, сомнительно благоухающий алкоголем, поцеловал торчащую из-под одеяла директорскую пятку, продекламировал строфу из Йейтса «человек сам создатель своей смерти»¹ и завалился спать.