Шпеер

Гарри задышал чаще и, воспользовавшись прикрытием одеяла, прижал ноги к животу, бесстыдно подставив ласкам зад. Зверь с хищным мурлыканьем зарылся лицом в его промежность, втянул в рот яички, поиграл с ними влажным языком, и наконец, смилостивившись над истекающим горячими каплями росы членом, обхватил страдальца ладонью.

— Приап — это бог.

Одеяло полетело на пол. Мутными глазами Гарри уставился на собственный ствол с разбухшей головкой. Придерживая его рукой, Северус разглядывал вздыбленную плоть с гордостью скульптора, слепившего шедевр собственными руками.

— Ich möchte ihn in mir,¹ — он погладил живую скульптуру щекой и перевел на лицо Г. Дж. одурманенный вопросительный взгляд.

— Как там оно... Ферштейе нихт, — с трудом вспомнил Гарри.

— О, черт, — очнулся Северус. — Приап... фантастический! Хочу его в себе.

Он поймал губами распаленную головку и злодейски пощекотал языком.

— Обойдешься, Шатц. Моя очередь, — Г. Дж. изогнулся навстречу его рту. — Так будет честно... О-ох.

Приап, похоже, придерживался на этот счет другого мнения. Честный Гарри попытался прогнать воспоминание о сладости проникновения — распробовав удовольствие, нахальный Приап напоминал об этом с навязчивостью параноика.

Не выпуская полного тайных надежд Приапа из размеренно ласкающей ладони, Северус навалился на Г. Дж., вдавив всей тяжестью в постель.

— Не хочешь? — расстроенно пробормотал он, водя губами по его раскрытым губам.

Гарри обвил руками его шею, дрожа и жадно втираясь в сжимающее кольцо искусных пальцев.

— Хочу... до одури, — признался он. — Но... Давай ты меня. Я ничего не умею, — огорченно прошептал он, бессознательно двигаясь в приятной и крепкой ладони. — Ничего хорошего не могу для тебя сделать, Шатци-ша!

— Nein, oh Gott, — Северус удивленно уставился в его безмолвно просящие прощения глаза. — Что ты выдумал, Liebling? Ты себе цены не знаешь, — он прижал свой пылающий лоб к его лбу и прошептал: — Всю жизнь гордился, идиот, как долго могу держаться, но с тобой... Сплошной позор. Смотри, Liebling, что твои руки со мной делают!..

Он положил ладонь Гарри на собственный член — горячий, тугой и твердый, вкусно сочащийся смазкой. Г. Дж. сжал его пальцами и замычал от удовольствия: Зверь хотел его, хотел нестерпимо.

Их руки вошли в единый ритм, губы слились в отнимающем дыхание поцелуе. Наслаждение разбежалось по телу Гарри огненными змейками, лижущими изнутри крохотными жаркими язычками.

— Ja-a-a!!! — неожиданно захрипел Северус.

Опьяненный страстным звуком, Г. Дж. задергался в плену чувственной ладони, ощущая, как мучительно сладко поднимается по каналу обжигающее молоко семени.

Он вскрикнул, выгибаясь в остром спастическом наслаждении — славные греки достигли вершины Олимпа, одновременно расплескавшись в удовольствии.

— Oh, Liebes, — Северус приподнялся на руках, пошатываясь, и, уронив голову между ослабевших бедер Г. Дж., причастился остатками молочной росы.

* * *

— Жил-был один Волшебник, — Гарри лежал на боку, закинув ногу на поясницу Северуса, и изрисовывал кончиками пальцев его плечи и грудь. — Он был Маг и Колдун, но никто не знал об этом. Он скрывал ото всех свои тайны.

Лежащий с закрытыми глазами редактор слегка шевельнул бровью. Уголки его губ изогнулись в едва заметной улыбке.

— Он многое знал и умел, — Гарри с любопытством поскреб кончиком пальца темный сосок, с удовольствием ощутив, как тот напрягся. — Но самым страшным его оружием было искусство зачаровывать. У Мага были глаза... Волшебные, темные. Как вода в черном озере, где ночью звезды отражаются. Человек смотрел в зрачки Колдуна, и его душа тонула... Навсегда. И он начинал сохнуть от любви.

— Heilige Scheiße, — пробормотал Северус. — И что, много народу посохло?

— Да уж немало, — сурово сказал сказочник Г. Дж., задумчиво обхаживая второй сосок. — Маг жил в Черном Замке, который стоял на краю деревни. Выходил он редко, но, как выйдет, так обязательно приворожит какого-нибудь типа, — он наклонился и пошевелил упругий шарик кончиком языка. — Скоро в деревне почти не осталось людей, не сошедших с ума. Никто не работал, не ел, не пил, заколдованные придурки бродили вокруг крепостного рва, окружающего Замок, и смотрели на окна... Ну, знаешь, какие в замках окна, — пробормотал он, уже плохо понимая, о чем толком рассказывает.

Северус приоткрыл искрящийся иронией глаз.

— Маленькие слепые окошки-бойницы. Колдун засел в башне и стрелял похотливым взглядом в проходящих мимо прекрасных юношей. То есть, придурков. Зачарованные до ступора, господа придурки взбирались по замковой лестнице и ссыпались в здоровенную постель под балдахином, — развил мысль злодейский редактор. — Конвейером.

Гарри с упоением возил ладонями по его груди, то и дело задевая соски большими пальцами.

— Да, именно, — он не выдержал и рассмеялся, представив себе нелепую картину. — К утру они умирали от кайфа. Тьфу, от удовольствия, — быстро поправился он, наткнувшись на очередной насмешливый взгляд.