Шпеер

Ничего, кроме волнения, беспокойства и нежности, в возлюбленных глазах не обнаружилось. Не было в них и привычного живого света, острый взгляд потух, хотя по-прежнему оставался мягким и теплым — взгляд, незаслуженно предназначенный ему одному, Г. Дж.

Выглядел Северус отвратительно: лицо казалось серым, больным и усталым; вчерашней бодрости как не бывало — Большой Зверь до странности медленно сел на постели. Не глядя Гарри в глаза, Мэйсон упомянул о тестировании, проведенном «коллегами из МИ-6». Сердце Г. Дж. охватил страх: какой допрос учинили инквизиторы международного масштаба, оставалось только гадать.

«Они убьют его! Сведут с ума!»

— Не пугай меня, — пробормотал Северус, прожигая его все тем же встревоженным взглядом. — Признавайся, ничего не вышло?

«Невозможно ТАК играть! — с ужасом подумал Гарри. — Я всё выдумал! Мне просто безумно, безумно хотелось, чтобы он притворялся!»

— Вышло, Шатц, — он сел на постель, бережно обнял Большого Зверя и в бог знает который раз протянул ему телефон. — Вот, смотри.

Придвинувшись поближе, как голубь, жмущийся к теплой каминной трубе, Гарри молча разглядывал нервную чуткую руку, мягко легшую на его колено. Смотреть в экран сил не было: Г. Дж. до тошноты возненавидел проклятую запись в проклятом Альберт-Холле.

— Скримджер сказал, в дневнике Риддла не хватает нескольких страниц, — он потрогал кончиками пальцев голубоватую веточку вены на бледной коже.

— Нда? — только и сказал Северус. — Хм... Надо же.

Гарри поднес к губам его руку, тихо целуя и подбираясь к локтю. Задрав рукав пижамы, он застыл в ужасе — на сгибе руки багровели следы свежих инъекций, достойных потрепанного бурями наркомана.

Ненависть, глухая и бессильная, стукнула в сердце тяжелым молотом. С губ сорвалось беззвучное ругательство.

«Я заберу тебя отсюда, Шатц! Не дам им тебя уничтожить! Никогда и ни за что! Сегодня же!»

* * *

Г. Дж. Поттер не любил Рождество.

Не просто не любил.

Г. Дж. ненавидел Рождество всеми фибрами души.

С декабря по январь он особенно остро сознавал, как бесконечно одинок — до щемящей боли в груди, до гложущей тоски и мутного беспокойства.

Быть может, Г. Дж. Поттер был не такой, как все.

Ненависть к светлому божьему празднику превратилась в привычку, засела где-то глубоко внутри. Гарри ничего не ждал от Рождества, кроме распродаж в супермаркетах, чужого веселья и необъяснимой грусти, крадущейся к сердцу тихими кошачьими шагами.

Еще в далеком детстве Г. Дж. был лишним за праздничным столом. Лет в семь он написал Папаше-Рождеству проникновенное письмо и честно бросил в камин. Старый весельчак не только не ответил, а и вовсе забыл о его, Гарри Поттера, существовании. Хорошо, тетя спохватилась и подарила племяннику блокнот, в котором Гарри тут же зафиксировал серьезное жизненное наблюдение: «Фазэ Крисмас свинья».

Конечно, в последние годы было грех жаловаться: одно Рождество повезло провести в задымленном баре с крепко выпившим крестным, второе, домашнее и романтическое, — при свечах с Чоу. Праздник с пьяным Сириусом оказался повеселей свечной романтики, несмотря на нелюбовь Г. Дж. к попойкам.

В этом году про Рождество и думать было глупо. И всё же, хотелось того или нет, но оно было здесь, незримо и торжественно ступая праздничными башмаками по городским мостовым.

Гарри брел в толпе жизнерадостных и смеющихся, чувствуя себя пришельцем из другой галактики. Счастливцы громко разговаривали и толкались, кто-то пьяно похлопал Г. Дж. по плечу, а хохочущая девушка осыпала горстью серебристого конфетти.

Где-то в отдалении распевали рождественские гимны. Все вокруг — огоньки, крикливое убранство витрин, суета и шумиха — казалось нарисованным, ненастоящим, картинкой из книжки, которую хочется закрыть и спрятать подальше в чулан.

Он забрел в кишащий народом супермаркет и надвинул на глаза выданную Скримджером кепку. Впрочем, никто его и не узнавал — Гарри вновь превратился в черноглазого мальчишку лет семнадцати.

«Что я здесь делаю?» — он мрачно оглядел витрины с мужскими аксессуарами вроде браслетов и цепочек. Что-то подсказывало ему, что Северуса не удивить мишурой, даже если это дорогие часы Van Cleef с картой звездного неба.

«Ты просил рассказать тебе сказку, Шатц... А я... не могу думать ни о чем... Пусто. Страшно. Что они с нами сделали?»

Он оглянулся, пытаясь вычислить охраняющего его агента, но по-прежнему никого не заметил: невидимый ангел-хранитель слился с толпой. Внезапно Гарри замер, вглядываясь вдаль.

Вниз по эскалатору, наводненному пестрым людским потоком, плыла пани Барбара, обвешанная пакетами.

Забыв обо всем на свете, Гарри рванул к лестнице, проворно распихивая людей локтями.

— Барбара! — крикнул он и отчаянно замахал рукой.

Пани Шпеер едва не упала, от удивления забыв перешагнуть с эскалатора на пол. Гарри подхватил ее в объятья вместе с многочисленными сумками и корзинкой.

— Что с твоими глазами, Гарри? Прямо как у Се... Ох. Черные совсем.

— Как у Северуса. Вот именно, — радостно оскалил зубы Гарри. — Наконец-то вы попались, пани!

Барбара рассмеялась и погладила его по щеке.

— Мы на «ты», забыл?