Шпилька

Остался последний пролёт. Уже через несколько минут он увидит её. Быть может в последний раз. Последние две ночи он не сомкнул глаз, вспоминая и анализируя прошлое, присматриваясь и принюхиваясь к настоящему. Прошлое выдавало только откровенные эпизоды, связанные с Евой и последний взгляд Глеба. Всё остальное дробилось в крошку и перемешивалось, как в калейдоскопе. В настоящем не осталось ничего, кроме страха. Теперь он другими глазами смотрел на всё: на угрюмого соседа Женю, на баландёра, на коридорного вертухая. Теперь он подозревал всех. Все они участвуют в каком-то заговоре, о целях которого в этой тюрьме не знает только он. Он перестал есть, а на прогулках не прохаживался по периметру двора, а сидел на корточках прислонившись спиной к кирпичной стене. Теперь он понимает, насколько это невыносимо жить в неопределённости и страхе, когда время тянется, как клей и каждая секунда только добавляет тебе этого страха. Всё что он хочет сейчас, это поскорее увидеть её. Просто посмотреть в её глаза и успокоиться, как успокаивается ребёнок, наконец-то нашедший свою мать. Он не знает, как встреча с ней может ему помочь, но, каким-то десятым чувством, ощущает, что только она может его вытащить. Только она сможет разобраться в этой истории.

Конвоир заводит его в небольшую комнату с высоким потолком и отштукатуренными белоснежными стенами. В одну из стен комнаты врезано большое окно напротив которого стоит простой табурет и подставка, на которой находится телефон. Точнее это просто трубка для того, чтобы разговаривать с тем, кто находится снаружи аквариума. Единственный зритель, который пришёл посмотреть на одинокую рыбку, сидит с другой стороны окна. Она как всегда сногсшибательна: рыжие волосы зачёсаны назад и убраны в хвостик. Круглые концы деревянных шпилек, которые словно торчат из головы, придают ей вид восточной женщины. Брючный костюм из алого шёлка, стройные ножки лежат одна на другой, длинные острые шпильки и эти глаза. Они пробивают это толстое стекло, и он чувствует проходящий по телу ток. Шею и открытый участок груди закрывает пёстрый газовый шарфик. Зачем? Зачем она закрывается? Он хочет видеть её всю, так максимально, насколько это возможно. Он хочет навсегда запечатлеть этот образ на жёстком диске своей памяти, чтобы он находился там ровно столько, сколько в состоянии работать процессор.

Конвоир расстёгивает наручники.

– У вас пятнадцать минут время пошло.

Дверь за спиной закрывается и теперь они одни, если не считать доброго десятка камер, которыми увешана эта комната. Не отрывая от неё глаз, он медленно садится на стул. Голова тянется к стеклу, упирается в него лбом. Она делает зеркальное движение, и её высокий лоб тоже ложится на стекло как раз напротив его лба. Какое-то время они просто сидят, глядя в упор друг на друга. Она первая отлипает от стекла, оставив на нём маленькое пятнышко, берёт трубку, жестом руки предлагает сделать ему тоже самое. Ватная рука подносит трубку к уху.

– Привет!

– Привет!

– Ты сильно похудел! – В её глазах неподдельная жалость. – Как ты питаешься?

– Отлично питаюсь. Кормят как на убой! – Он делает упор на последней фразе, в надежде, что она поймёт.

– Знаю, Миша рассказывал! Ты главное не переживай, питайся хорошо, здоровье тебе скоро понадобится. – Она тепло улыбается.

– Думаешь?

– Уверена!

– Ты такая красивая!

– Да ты что? Это что-то новенькое, – смеётся она.

– Я люблю тебя!

В ответ она рисует невидимое сердечко указательными пальцами.

– Я хочу, чтобы ты знала! Это правда, я не шучу!

– Давай лучше поговорим о работе. Тебе ведь это интересно?

– Нет! Мне плевать на работу, на бизнес, на всё плевать. Для меня в этом мире осталась только ты. Ева, я тебя прошу, сними этот проклятый шарфик.

Она медленно тянет в сторону воздушную материю. Шарфик расплетается, обнажая длинную белую шею и открытое декольте с заветной ложбинкой.

Теперь он понял. Она специально его надела, чтобы снять вот так, здесь. Она протягивает ему этот свежий шмат мяса, только здесь нет кормушки, чтобы его схватить.

– Знаешь, я сейчас как тот волк возле кафе. Помнишь?

– Конечно, помню.

– Не прошло и месяца, как я оказался в этой самой клетке. Как я тебя хочу! – Эти слова с хрипом вырываются у него из груди. Раскрытая ладонь хлопает в стекло, по щекам бегут ручьи.

– Алёша, тебе сейчас нужно держать себя в руках. Поверь мне, ещё немного и всё наладится.

– Да…да…прости. – Он вытирает слёзы рукавом олимпийки. – У меня к тебе ещё одна просьба. Ты мне скажешь это?

Она улыбается, понимая, о чём идёт речь.

– Только не в трубку. Я не хочу, чтобы кто-нибудь слышал это кроме тебя.

– А как?

– Смотри внимательно.

Она складывает ладони в кольцо, закрывая ими губы и нос, и прижимается к стеклу. Он понимает её намёк, создаёт такое же кольцо вокруг глаз и припадает этим своеобразным перископом к стеклу. Он внимательно смотрит за движением её губ, которые растягиваются и сжимаются старательно вычерчивая нужные слова.

«ТЫ ЛУ-Ч-ШИЙ!»