Шпилька

И ещё одна хорошая новость. В вашем уставе…ой, извини, в нашем уставе в пункте 8.6.1. прописано, что доли умерших соучредителей не передаются по наследству. Ты знаешь, это очень хороший пункт, он просто гениален. Тому, кто его придумал нужно памятник поставить. Кстати, это был не ты? Ну да не суть. Если бы этого пункта не было, моя задача была бы просто невыполнимой. Благодаря этому пункту вы с Глебом уже разделили долю Ивана. Теперь же, благодаря этому пункту ты, то есть мы, будем обязаны выкупить доли Тимура и Глеба. Будет тяжело. Думаю в нашем бюджете нужно предусмотреть резерв для больших трат. Но овчинка стоит выделки, ведь через каких-то полгода мы будем обладать полным пакетом. Ну что, дорогой, ты рад? У-у ты это чего?

Мягкие подушечки под коготками нежно гладят щетинистую щеку, размазывая бегущий по ней ручеёк.

– И сейчас, после всего, что я рассказала…сейчас ты тоже меня любишь?

Веки лишь на секунду прикрывают блестящие глаза, запуская ещё несколько быстрых ручейков.

ЭПИЛОГ

Чёрные ветки облетевшего тополя в окне, тумбочка с монитором, стойка капельницы, пятно на потолке. Это мой мир, мой нынешний кругозор. Всё статично и однообразно. Живые динамичные картинки появляются лишь иногда.

Иногда врач с крашеной бородой;

иногда медсестра с толстым задом и короткими ножками;

иногда медсестра с длинными модельными ногами, но слишком уж маленькими пацанскими грудями;

иногда, но очень редко Лена;

но чаще всех конечно она.

Она появляется здесь два раза в неделю, сидит подолгу, и мы разговариваем.

Ну как разговариваем? Она говорит, а я слушаю. Иногда я с ней полностью соглашаюсь и тогда коротко моргаю, когда не согласен, моргаю длинно. В последнее время я стал очень часто длинно моргать, ну должен же быть в наших беседах хоть какой-то накал.

Она нашла подушку, матрас с ушами и глазами, который будет покорно выслушивать все её мысли; с которым она может поделиться своими чувствами. Ведь этот матрас чем-то близок ей по духу и возможно, во всём этом мире её может понять лишь этот неподвижный предмет. А если иногда и не понимает, всё равно лежит и слушает.

Я уже привык к её визитам и этим длинным монологам, которые затягиваются иногда на всю ночь. Мне нравится заглядывать в эту чёрную, но чертовски красивую душу.

В первый раз её нет уже больше недели. Она сказала, что уезжает в отпуск, и теперь я скучаю. Мне представляется, как она жмёт по серпантину на красном «Порше-кабриолете» и рыжие вихры треплются на ветру. Где то на заднем плане синеет, бликует, играет солнечными зайчиками океан. Рядом сидит Семён. Теперь он чисто выбрит и вместе с усиками пропала та единственная изюминка, которая в нём была. Он улыбается и целует её в щёчку. Он верит в то, что лучший.

Дурак! Это звание принадлежит только одному человеку.

Она целует его в ответ, треплет за волосы и на скорости двести километров в час на извилистом горном серпантине лезет ему в штаны. Это её новая игрушка, и если она ей вдруг надоест, (а это непременно произойдёт), Ева знает, как от неё избавиться. На затылке её волосы собраны в небольшой пучок, который скреплён деревянной китайской шпилькой.

Я жду её с нетерпением и максимально использую образовавшийся таймаут, чтобы подготовиться к встрече. Дело в том, что я готовлю Еве сюрприз. Играя со своим разумом, я понял кое-какие закономерности и даже кое-чему научился. Вся хитрость в том, что я хочу выдернуть свой компьютер из сети, и кажется, знаю, как это сделать. Я уже пытался, но только наполовину. Полностью нельзя , я же не должен испортить весь сюрприз.

Представляю, как она в очередной раз изливает мне душу, а я говорю про себя:

– Знаешь, милая, я приготовил для тебя небольшой сюрприз. Жаль, что мне не придётся увидеть твоего лица, когда это случится, но надеюсь, ты будешь потрясена не меньше, чем я в своё время. Мне очень жалко с тобой расставаться, но я хочу остаться в твоей памяти достойным игроком, а для этого мне необходимо сделать последний ход. Благодаря этому ходу, весь Джек Пот, состоящий из полного пакета акций «Олимпа» перейдёт к моей законной наследнице, в будущем счастливой и состоятельной вдове.

А мы с тобой просто поменяемся местами. Теперь уже я буду сидеть в твоей голове до самого конца и не уйду оттуда, как бы ты не причитала, не выла на луну, не молила бога, чтобы я ушёл. Словом, я не прощаюсь!

Пять…четыре…три …два…один…пуск!

Картинка перед моими распахнутыми глазами закрутится, распадётся на мелкие стёклышки калейдоскопа, сожмётся, соберётся в одну светящуюся точку. А потом не станет и этой точки.

А рыжая будет продолжать говорить, она настолько увлечётся своими переживаниями, что только через несколько часов попробует обратиться ко мне.

– Лёш, ты меня слышишь?

Но стеклянные глаза будут холодно смотреть на серую точку в потолке. Тогда она осторожно положит ладонь на ледяной лоб и надавит на веки. Они закроются тяжело, как у пластмассовой куклы. Она будет долго смотреть на эти закрытые глаза, и теперь уже ей решать, что это – очень громкое «ДА», или бесконечное «НЕТ».