Шпион

Потому, когда 12 марта 1917 года британские патрули выдвинулись вперед с передовой, они очень удивились, не заметив никаких контрманевров со стороны противника. Потом, к своему огромному удивлению, они увидели, что немцы вообще ушли. После них остались только разрушенные деревни и опустошенные поля. Все немецкие войска, занимавшие этот участок фронта, уже обосновались на надежных позициях новой линии Гинденбурга, как ее назвали англичане, или линии Зигфрида, как она называлась официально немцами. Это был маневр, о котором я знал много недель раньше, и о котором предупреждал Мэйсона в своем письме. Если вы посмотрите на карту, вы увидите, что линия Гинденбурга проходила как раз через Камбре, и слова о том, что там все будет в безопасности, давали Мэйсону прекрасную подсказку. Генеральный штаб заметил и другие признаки готовящегося маневра, но не передал сведения о них в Военное министерство. Наши летчики, пролетая над немецкими позициями, докладывали об активности в районе дуги Ланс — Нуайон. Несколько наших агентов в немецком тылу сообщали о мобилизации французских и бельгийских рабочих на крупномасштабные земляные работы в том же районе, вместе с русскими военнопленными. Мое донесение только венчало эту гору сообщений. Но, учитывая положение, которое я занимал в немецком командовании, даже оно одно должно было послужить серьезным предупреждением для союзного командования во Франции. Но, к сожалению, и сейчас донесениям не поверили. Немало высокопоставленных офицеров в штабе сэра Дугласа Хейга были оптимистично настроены и фантазировали, что немцы, мол, сами позволят себя разбить так и тогда, когда этого пожелают союзники. Потому на поток поступавших сообщений просто не обратили внимания. По-прежнему планировалась атака для прорыва нынешнего фронта и, как утверждалось, эту атаку обязательно следует осуществить. Я полагаю, это была обычная ошибка во время войны во всех штабах всех воюющих стран — но особенно в британском штабе Ставки Главнокомандования во Франции — когда командование воспринимает только те сведения, которые вписываются в планы этого самого командования. Все остальное отбрасывается как невероятное, неточное или сомнительное. Если бы штаб хотя бы учился на своих ошибках, то не стоило бы так волноваться. На самом деле, возможно, мне даже посчастливилось, что я только после войны узнал, что на большую часть предупреждений, которые я — порой с риском для жизни — отсылал, просто не обращали внимания. Если бы я знал об этом, вероятно, я не подставлял бы свою голову с такой готовностью.

Но изменения в высшем командовании были не только на немецкой стороне. Нужно вспомнить, что в декабре 1916 года всегда оптимистичный Жоффр был переведен на тыловую должность, а генерал Робер Нивель, так хорошо проявивший себя под Верденом, занял его место. Жоффр считал, что, начиная с 1917 года, британская армия должна играть основную роль в войне. Но Нивель высмеял эту идею. Он заявил, что французская армия самая сильная в мире и должна играть первую роль в самой большой и окончательной победе, которая уже так близка. Хотя он был намного красноречивее своего предшественника, слова его звучали в том же духе, что и у Жоффра. Но в результате своей разговорчивости он обращался к прессе куда чаще Папы Жоффра, а так как французские газеты попадали к нам в Германию, мы вполне могли узнавать из них об его намерениях. Ученые и те, кто следил за событиями того времени, помнят, что Нивель всегда был сторонником внезапного мощного и всесокрушающего наступления. Не должно было быть никаких мелких атак, но одно генеральное наступление — мощнейший прорыв. Ну, предупрежден — значит, вооружен. Мы в штабе — который уже переехал в Крейцнах — согласились, что осталось уточнить только одно — место этого великого наступления.

Тем не менее, многие идеи Нивеля были хороши. Одна из них состояла в том, что солдаты, идущие в бой, должны больше знать о целях боя. Тогда, если командир будет убит или ранен, они не останутся совершенно беспомощными, как часто бывает. Они будут знать, что им нужно делать, и продолжат бой даже без командира. Лично я считал эту идею прекрасной, особенно в сравнении с альтернативным подходом, рассматривавшим солдат как пушечное мясо. Я согласен, что очень желательно, чтобы даже солдат или сержант имел разумное представление о цели и ходе боя. Но гораздо хуже, если он получает в свои руки полный комплект директив — в письменном виде!