Шпион

Он достал фотографию, еще влажную после проявки. Это было увеличенное изображение предсмертной записки Ленгнера. Белл сделал снимок своим складным фотоаппаратом «кодак 3А», который ему подарила невеста, работавшая в кинопромышленности. Большую часть фотографии Белл закрыл рукой, чтобы мисс Ленгнер не увидела записки безумца.

— Это почерк вашего отца?

Мешкая, она поднесла снимок ближе, потом неохотно кивнула.

— Почерк похож на его.

Белл внимательно наблюдал за ней.

— Кажется, вы не очень уверены.

— Кажется, немного… ну, не знаю. Да, это его почерк.

— Я знаю, что ваш отец очень напряженно работал, чтобы ускорить производство. Коллеги, глубоко уважавшие его, говорят, что он напряженно трудился и, возможно, больше, чем было ему под силу.

— Ерунда! — резко ответила Дороти. — Отец не церковные колокола отливал. Он руководил оружейным заводом. Он требовал высокого темпа производства. И, будь это для него слишком, он сказал бы мне. Мы с ним были очень близки после смерти мамы.

— Но трагедия самоубийцы, — перебил Ван Дорн, — в том, что жертва не видит иного способа уйти от неизбежного. Для него таким способом становится смерть.

— Он не стал бы убивать себя так!

— Почему? — спросил Исаак Белл.

Дороти Ленгнер помолчала, прежде чем ответить; несмотря на свое горе, она отметила, что рослый детектив необычайно красив и что его элегантность смягчает впечатление огромной силы. Именно такого сочетания качеств она искала в мужчинах, но находила чрезвычайно редко.

— Я купила ему этот рояль, чтобы он снова мог играть. Чтобы мог расслабиться. Он слишком любил меня, чтобы сделать мой инструмент орудием своей смерти.

Она умоляюще говорила, а Исаак Белл смотрел в ее серебристо-голубые глаза.

— Отец был слишком доволен своей работой, чтобы убить себя. Двадцать лет назад он начал воспроизводить английские четырехдюймовые пушки. Сегодня его оружейный завод выпускает лучшие в мире двенадцатидюймовые орудия. Представьте себе корабельные орудия, которые стреляют точно на двадцать тысяч ярдов. На десять миль, мистер Белл!

Белл пытался уловить перемены тона ее голоса, которые могли бы выдать сомнения, смотрел в ее лицо, выискивая признаки неуверенности в этом трогательном рассказе о работе покойного.

— Чем больше орудие, тем более мощные силы оно должно укротить. Здесь нет места ошибкам. Ствол должен быть прямым, как луч света. Диаметр не должен отклоняться и на тысячную дюйма. Нарезка требует мастерства Микеланджело; установка кожуха — точности часовщика. Мой отец любил свои пушки — все великие конструкторы дредноутов любят свою работу. Волшебник-двигателист, как Аласдер Макдональд, любит свои турбины. Ронни Уиллер из Ньюпорта любит свои торпеды. Фарли Кент — свои все более быстрые корабли. Это счастье — быть одержимым работой, мистер Белл. Такие люди не убивают себя.

Снова вмешался Джозеф Ван Дорн.

— Могу заверить, расследование Исаака Белла было таким тщательным, что…

— Но, — вдруг перебил его Белл, — что если мисс Ленгнер права?

Босс удивленно посмотрел на него.

Белл сказал:

— С разрешения мистера Ван Дорна я продолжу работу.

Прекрасное лицо Дороти Ленгнер осветила надежда.

Она повернулась к основателю детективного агентства. Ван Дорн развел руками:

— Конечно, Исаак Белл будет заниматься этим при поддержке всего агентства.

Ее благодарность звучала почти как вызов.

— Мистер Белл, мистер Ван Дорн, я могу просить только об оценке фактов на основании точных сведений. — Неожиданная улыбка, как солнечный луч, озарила ее лицо, показывая, какой живой и беззаботной была эта женщина до трагедии. — Меньшего я не могу ожидать от агентства, девиз которого «Мы никогда не сдаемся. Никогда!».

— Очевидно, вы тоже провели свое расследование, — улыбнулся в ответ Белл.

Ван Дорн проводил ее в приемную, снова выражая свои соболезнования.

Исаак Белл подошел к окну, выходящему на Пенсильвания-авеню. Он видел, как Дороти Ленгнер в сопровождении стройной рыжеволосой девушки, которую он заметил в приемной, вышла из отеля. С любой другой спутницей рыжеволосую сочли бы красавицей, но рядом с дочерью оружейника она была лишь хорошенькой.

Вернулся Ван Дорн.

— Что заставило вас передумать, Исаак? Ее любовь к отцу?

— Нет. Его любовь к своей работе.

Он смотрел, как девушки останавливают такси, подбирают полы длинных юбок и садятся. Дороти Ленгнер не оглядывалась. А вот рыжеволосая оглянулась, причем посмотрела на окна Ван Дорна, как будто знала, за какими находится агентство.

Ван Дорн рассматривал снимок.

— Никогда не видел такого четкого изображения. Почти так же четко, как на стеклянной пластинке.

— Марион дала мне «кодак 3А». Он точно входит в карман пальто. Надо сделать такие аппараты стандартным оборудованием.

— Не за семьдесят пять долларов штука, — возразил экономный Ван Дорн. — Можно делать снимки и «брауни», по доллару за штуку. Но что вы задумали, Исаак? У вас встревоженный вид.

— Боюсь, вам придется попросить парней из бухгалтерии заняться финансами ее отца.

— Зачем?

— В его ящике нашли толстую пачку банкнот.